Едва они оказались внутри, как агент достал из внутреннего кармана и протянул Алексу серую книжицу.
– Ваш паспорт. Внутри есть немного мелочи на всякий случай.
А паспорт-то, похоже, настоящий, не подделка какая-нибудь. Не новый, слегка потертый, какой бывает после недолгого путешествия. И подпись владельца на месте. Не будь Алекс уверен, что документ этот он видит впервые в жизни, ни секунды не задумываясь, признал бы данную подпись сделанной собственноручно. Лишь получив документ в руки, отставной офицер осознал, что не только остался в живых, но и стал свободным человеком.
– А почему мы стоим? – забеспокоился Магу.
– Не спешите, спектакль должен быть доигран до конца, и я обязан дождаться финала. А для вас все уже позади, скоро поедем.
Ждать пришлось минут десять. Из-за тюремной стены треснул сухой винтовочный залп. Прохожие никак на него не отреагировали, только раскаркались, поднявшись в воздух, окрестные вороны, да и те быстро успокоились.
– Ну вот, «полковник Барти» расстрелян, и вы должны дать мне слово, что никогда более он не воскреснет. Это было условием имперцев, и одна очень, повторяю, очень высокая персона поручилась за вас, теперь ваша очередь.
После недолгой паузы внезапно охрипшим голосом Алекс произнес требуемое:
– Даю слово.
– Вот теперь можно и ехать.
Цокали по брусчатке конские подковы, плавно покачивалась на рессорах и еле слышно поскрипывала карета. Да, полковник Барти окончательно умер, отставной капитан Магу из небытия воскрес. Но кто оттащил его от расстрельной стенки и что ожидает его на Родине? Главное, что жизнь продолжается.
Эпилог
Эпилог
Когда человек надолго покидает родной дом, ему кажется, что жизнь всех его обитателей замирает вместе с его отъездом. А по возвращении начнется ровно с этого же момента. Когда же он и в самом деле возвращается, то к радости примешивается и некоторая доля разочарования. Дом его, пусть и немного, но изменился, как и его обитатели. Да и сам он уже другой. А ведь он так надеялся, что по возвращении все будет по-прежнему, но надеждам его сбыться не суждено. Никогда.
Насколько же за истекший год постарела мать!
– Мама!
– Сынок!
А в искусно уложенных прядях видны первые седые волосы.
– Господи, как же ты похудел!
Отец все такой же суровый и немногословный, только внезапно осипший голос выдает сильное, тщательно скрываемое волнение.