– За нее никто ни чего получить не сможет, – ухмыльнулся Гордеев, бросив взгляд на лежащую на небольшом ковре Юлдуз. Даже сейчас, после многодневного пути она умудрилась не потерять свою женскую привлекательность. Ее одежда была чиста, волосы расчесаны, а лицо излучало свежесть.

– Почему же? – изумился старик.

– Не кому будет ни продавать ее, ни покупать, – охотно пояснил Дмитрий.

Карим только пожал плечами.

– Любую, даже самую ретивую кобылку, можно усмирить, – сказал он, глядя на девушку алчным взглядом, что не ускользнуло от Гордеева.

– Это верно, – согласился Дмитрий, – только эта сама выбирает свою судьбу. И горе тому, кто встанет у нее на дороге.

Он перевел свой взгляд на отдыхающих в стороне животных.

– Скажи, Карим, а почему верблюды постоянно ревут?

– Они голодны и хотят пить, – ответил старик, – ничего уже скоро выйдем к реке.

Проводник поднялся.

– Пора двигаться дальше. Солнце уже перевалило за три часа пополудни. Это время сулит путешественнику удачу.

Собрав тенты, караван продолжил путь по надоевшей бескрайней пустыни.

Гордеев вяло покачивался на своем верблюде удивляясь, как Карим не заплутает среди бесконечных барханов, где нет ни каких ориентиров. Но проводник уверенно вел отряд, так как будто каждый день ездил этой дорогой.

Со стороны, кажется, что верблюд передвигается плавно и размеренно, будто лодка плывет по спокойной глади моря. Но не привычные к такой езде русичи, в полной мере ощутили все прелести такого комфорта. Сидя в жестком, укрепленном между горбами, седле они чувствовали малейшую кочку. Но за время за долгое время путешествия они приноровились принимать устойчивое положение.

Путников постоянно мучила жажда. По наставлению Карима, воду разбавляли кислым молоком, и пили не большими порциями.

Путь продолжался весь остаток дня и половину ночи. Но когда темнота сгустилась, стало совсем холодно. Ветер, знойный днем, ночью стал ледяным.

Поднявшись на очередной бархан, караван стал медленно спускаться к его подножию. Казалось, что они следуют не видимой глазу тропой, ведомой только старому проводнику. Спустившись в долину, наконец остановились на ночлег.

Разведя вокруг лагеря костры и выставив охрану, Гордеев пошел в свой шатер. Но ему не спалось. Мучила неясная тревога. Он все не мог забыть взгляд, которым Карим рассматривал Юлдуз. Проворочавшись около часа, он встал, закутался в шерстяной плащ и вышел наружу. На небе насколько хватало глаз, сверкали звезды. Костер бросал колеблющийся свет на песок, освещая не большое пространство вокруг. Далее все тонуло в полумраке, сквозь который еле-еле виднелись склоны барханов.