— Поменять флаг! — скомандовал я матросу у грот-мачты, а комендорам: — Пушки к бою!

Французский флаг стремительно полетел вниз, а вместо него взвился английский. Заскрипели, открываясь, крышки пушечных портов, стволы карронад высунулись наружу на самую малость.

— Целиться ниже ватерлинии! — отдал я следующий приказ комендорам.

На захват брига у меня не было ни времени, ни матросов. Наверняка на нем пять-шесть десятков человек. Если и на него послать соизмеримую абордажную партию, то на корвете некому будет стрелять и работать с парусами. Но и ничего с ним не сделать тоже нельзя, иначе будет безнаказанно обстреливать и нас, и, что хуже, тех, кто нападет на призовое судно.

И на флейте, к борту которого подошел баркас, и на бриге поняли, что праздник вдруг закончился. Если на призе сопротивляться никто не собирался, понимая, что в баркасе намного больше людей, а за убийство или ранение могут наказать беспощадно, то на палубе корсарского судна появились люди с мушкетами и двое начали устанавливать на фальшборте однофунтовый фальконет на вертлюге.

— Орудия готовы к бою! — доложил мичман Роберт Эшли, которого прямо перло от счастья, что участвует в самом настоящем бою.

— Огонь! — скомандовал я.

Корвет задрожал от залпа. Такое впечатление, что грохот испугал его, заставив задергаться. Представляю, как испугались горожане, а еще больше — солдаты гарнизона, которым, как и большинству нынешних испанцев, абсолютно не хотелось погибать. Между нашим кораблем и корсарским судном повисло густое облако черного дыма. Когда дым раздуло ветром, открылся бриг с развороченным левым бортом. С расстояния метров пятьдесят промазать трудно. Все десять больших ядер угодили в цель, но три легли намного выше ватерлинии. Жаль, не смогу вычислить, кто так сильно промазал. Остальные попали возле ватерлинии, немного выше или ниже нее. В две пробоины уже затекала вода, а до остальных было по несколько сантиметров. Если первые две не заделают в ближайшие минуту-две, то потом спасти судно будет практически невозможно, придется выбрасываться на мель, чтобы не затонуть. Если успеют.

— Лево на борт! Ставим паруса! — приказал я.

Корвет начал медленно поворачивать влево, одновременно немного приближаясь и к берегу. Там на батарее все еще были только часовые. Они смотрели на нас и пытались понять, что происходит. Такое впечатление, что английский флаг на нашей грот-мачте принимали за глупую шутку.

На флейте, который был повернут к ветру левой раковиной, тоже обрубили якорный канат и начали ставить паруса и поворачивать вправо. По нему стреляли с брига из мушкетов, но не очень часто. У французских корсаров появились другие более важные дела — собрать личные вещички, спустить на воду катер и лодки и погрузиться в них до того, как бриг осядет слишком глубоко или, что еще хуже, ляжет на борт.