Так, тут запятая и дефис. Покосился на соседа. Оболенский то краснел, то бледнел от напряжения, но старательно выводил строчки. Не дается ему русский язык.

— С красной строки. Даша сидела в плетёном кресле, положив ногу на ногу, обхватив колени, и чувствовала, как сияющие изгибы реки, облака и белые их отражения, берёзовые холмы, луга и струи воздуха, пахнущие то болотной травой, то сухостью вспаханной земли, медовой кашкой и полынью, текут сквозь неё, — и тихим восторгом ширится сердце. Повторяю...

Алексей Николаевич, ну за что? Что вам плохого сделали обычные русские школьники? Интересно, а если покойники вертятся в гробах? Некоторые семьи писателей могли бы сделать состояние на поставках электричества.

— Даша неожиданно засмеялась: он ей напомнил что-то неопределённо весёлое и доброе. Последнее предложение. Повторяю с начала.

Надо будет обменяться листами и проверить, что написал Антон. За девчонок я не переживал: у Ани всегда твердая пятерка, что на фоне ее средних оценок по остальным предметам выглядело необычно.

— Сдаем! Оболенский! Вам отдельное приглашение нужно?

— Всё-всё, сдаю, — Антон быстро, применив Силу, стер мои пометки карандашом и отдал листок на следующий ряд. — Уф. Спасибо, спас.

— Да не за что, — отмахнулся я от такой мелочи. — Так, а что следующим?

— Общество. Ты же не думаешь...

— Я не думаю, я знаю, — фыркнул я, доставая учебник. — Народ, готовьте вазелин.

— Да к этому невозможно подготовиться за пять минут! — паниковала Настя. — Что повторять то?

— Спокойствие, только спокойствие, есть один секрет, — я демонстративно огляделся, отмечая любопытные уши. — Ну-ка, сомкнули ряды.

И тихо зашептал, рассказывая подмеченную деталь.

— А! — обрадованно воскликнула Настя. — Точно!

— Т-с! — шикнула на нее Аня.

— Всё, теперь повторяем, — и я сам демонстративно уткнулся в учебник, не желая замечать жалобный взгляд Наташи Ушаковой.

— Миш...

Барышня, идите нафиг. Раньше нужно было думать над последствиями своих действий.