Мэри (это была она) дернулась всем телом и безвольной куклой повалилась на пол.

Я как-то сразу понял – все, она убита – и даже не посмотрел в ее сторону. Обойма в «макарове» опустела, а передо мной продолжал стоять убивший певицу матрос. Он не имел права жить на этом свете, и я мгновенно сделал выпад и пронзил его шпагой.

Что было дальше, я почти не помню. Кажется, в трактир ворвались солдаты в красном и вырвали оружие, потом меня куда-то волокли, о чем-то спрашивали, я где-то лежал, но окончательно очнулся уже в трюме какого-то корабля.

Я разглядел рядом женщин, детей, Лудицкого и с трудом нашел в себе силы спросить:

– Куда нас везут?

– На Ямайку. – Я даже не заметил, кто это сказал. – Для вынесения окончательного приговора.

– Они не имели права арестовывать меня! У меня депутатская неприкосновенность! Я ни в чем не виновен и никого не убивал! – взвизгнул Лудицкий.

– Ты бы еще Женевскую конвенцию вспомнил, трус паршивый! – ответил я и отвесил советнику полновесную пощечину.

49 Кабанов и д’Энтрэ

49

Кабанов и д’Энтрэ

Когда солнце покатилось к горизонту, обещая скорую темноту, работа на плантации поневоле прекратилась. Надсмотрщики деловито пересчитали белых и черных рабов и повели их к баракам. Подгонять никого не приходилось. Измученные жарой и трудом оборванные люди покорно брели на отдых, радуясь, если кто-то из них еще был способен предвкушать долгожданный отдых. Точнее, не отдых – это понятие достаточно широкое, – а краткий покой и тяжелый беспробудный сон.

Обед, он же ужин, был уже готов. Отвратительную бурду, рассчитанную на поддержание сил, но никак не на получаемое от еды удовольствие, тем не менее съели подчистую, чтобы на следующий день не свалиться на бесконечной работе. Если бы рабство состояло из одних ночей!

Почти сразу после еды большинство рабов заперли в бараках.

Исключением были люди семейные: хозяин нуждался в увеличении числа работников, и их естественный прирост был процессом пусть медлительным, но надежным. Кроме того, не запирались домашние слуги да те счастливчики, кто, благодаря своим умениям, мог претендовать на особое благоволение плантатора. Например, Петрович, неожиданно для хозяина оказавшийся достаточно выгодным приобретением в качестве врача.

Остальные недавно купленные рабы к выгодным приобретениям не относились. Трое из них еще не оправились от ран и первую неделю почти не работали. Кабанов нагло заявил плантатору, что труд убьет их за пару дней и хозяин окажется в убытке. Хозяин вспылил было в ответ и хотел наказать непокорного, но слова Сергея заключали в себе горькую правду. Убыток стал бы небольшим (дорого он заплатил лишь за Ширяева), но бросаться деньгами не следовало, и обещанную порку отложили на потом. Зато, едва у новичков затянулись раны, их выгнали в поле и заставили работать наравне со всеми.