Его кровь – мне. Моя заразная – ему. Молодая кровь победила, и старик умер…

Жизнь за Царя?

Это не опера, не книги с романами. Никаких возвышенных слов и пламенных речей. Он просто умер, спасая меня. И мне с этим теперь жить, отдавая долг.

Ком подкатил к горлу, и я закашлялся. Маша обеспокоенно приподнялась в своем кресле, наблюдая, как выздоровевший раньше меня Евстафий подает мне платок. Нет, крови уже нет.

Ободряюще смотрю на Машу, но та явно нервничает. Нервничает и Ханжонков.

- Может, прервем сеанс, Государь?

Качаю головой.

- Нет-нет, все в порядке. Я хочу досмотреть.

На экране мелькали заснеженные поля. Вот где-то там сейчас Маниковский, в качестве Наместника Севера. Руководит освоением региона. И Колчак там же. И молодой Папанин. И прочие.

А выборы в Думу мы выиграли. Так что недельки через три-четыре, произнесу я тронную речь на открытии сессии парламента и укачу на юг, к солнышку. Со своим солнышком, к своим солнышкам.

Давит на меня Москва, не могу я здесь. Задыхаюсь.

И птички не спасают.

Зима близится. Зима будет долгой. Тяжело мне здесь.

Да, что-то я утомился. Вон и академик Павлов уже идет. Разгонит сейчас всю тусовку.

Благо кино кончилось.

Благодарю режиссера. Несколько поощрительных фраз. Надо будет орден ему дать. Красивый какой-нибудь.

Все расходятся. Остаемся лишь мы. Я и Маша.

И стекло между нами.

У нее аппарат связи и у меня.

- Устал?