Тут решил вмешаться и я.

— А в натуре у Бобика болт красный, понял?

— Чё? — оторопел шестерка. Потом попытался ухватить меня за полу полушубка. — Сымай клифт, мудила!

— Щас, — пообещал я, перехватывая левой рукой загребущую лапу, а правой отвешивая мужичонку затрещину, от которой тот отлетел в сторону. Мой безымянный товарищ, меж тем, так классно двинул своим «хромачем» между ног одного бандита, что тот обиженно хрюкнул, переломился пополам и уполз.

И завязалось то, что современная молодежь называет «махачем».

Мы встали с красноармейцем плечом к плечу. Первое нападение отбили весьма успешно. Один из уголовников отлетел с расквашенным носом, второй «словил» удар моего сапога пониже коленки, теперь зажимает разбитую кость и плачет от боли.

Но долго бы нам не выстоять, растащили бы, повалили и избили. И точно я бы остался и без полушубка, и без сапог, если бы на помощь не пришли нежданные союзники.

— Круши блатных! — послышался звонкий голос.

— Даешь, Соломбала! — подхватил боевой клич мощный рык, показавшийся мне знакомым.

В спину уголовникам ударила пятерка каких-то людей в черных бушлатах и в некогда зеленых шинелях, и ситуация изменилась. Семеро против десяти, это уже неплохо. К тому же мы были закаленными, прошедшими огонь и воду фронтовиками, а с нами пытались драться уголовники, не имевшие нашего опыта рукопашных схваток, что на открытой местности, что в тесной траншее. Лучше бы им не связываться с окопниками! И скоро почти все блатные валялись на бревнах, баюкая изувеченные конечности или вообще без сознания, за исключением вожака.

Остальной народ — человек сорок, не меньше, жался на нарах и смотрел на драку с испуганным любопытством.

Вожак или как тут принято называть? — атаман или пахан, дрался отчаянно, отшвыривая от себя нападавших, а потом, вытащив откуда-то из-под полы нож, полоснул одного из наших по плечу.

Отскочив в сторону, прижавшись спиной к нарам, пахан выставил клинок перед собой и прошипел:

— С-суки! Подходи! Всем кишки выпущу!

Вот здесь пригодилось бы что-нибудь тяжелое или нож, но под рукой ничего не оказалось, а вытаскивать свою «начку», припасенную давным-давно, времени нет. Я уже сделал шаг вперед, как меня отстранила чья-то мощная рука.

— Ну-ка, Володька, в сторонку отойди!

Я слегка обалдел — даже в тюрьме знакомые! Так это же славный комендор Серафим Корсаков!

Корсаков, хотя и имел голосище, как у диакона, не был Илюшей Муромцем — ни тебе косой сажени в плечах, ни руки с оглоблю. Самый простой парень.

Серафим одним рывком стащил свой видавший виды бушлат, встал напротив пахана и насмешливо спросил: