— Вроде не было, — согласился Тропин, — однако же утоп.

— Так может не сам утоп, — начал я размышлять, — человек он осторожный, сам бы в воду не полез, да и секретов много знает. Надо бы посмотреть, нет ли следов на теле каких.

— Да какие там следы на утопленнике, — махнул рукой Степан, — раздуло всего, да о камни шибко побило, разве ж разглядишь чего теперь? Итак-то не узнали его, только по одежде, что жена помнила, смогли определить.

— Куда свезли?

— На берег свезли, напротив кладбища, — пожал плечами казак, — как домину привезут, так и захороним. В дом такого заносить не след.

— Ну, пойдем смотреть, — потянулся я за сапогами.

— А чего на утопленника смотреть? — Скривился Степан. — Он того, долго в воде пробыл, запах шибко от него злой.

— Надо посмотреть, — уперся я, — вдруг не сам утоп, а убили и воду сбросили.

— Ну, ну. — Проворчал Степан.

Узнать в том, что лежало на берегу Кузьму, было действительно сложно, вода и солнце сделали свое дело, синюшная подушка вместо лица, клочки волос и сильно раздутый живот. И смрад, трудно при таком чего-то с трупом делать. Но надо.

Сначала внимательно осмотрел одежду, потом ноги, одна нога босая, другая в сапоге. Осторожно окончательно разул утопленника и хмыкнул, хоть это и трудно было сделать из-за раздувшейся ноги. Но сапоги этого времени характерны тем, что взъём у них очень большой, поэтому одеваются они и снимаются легко.

— Чего? — Заинтересовался Степан, кривясь от запаха.

— А посмотри на ногу, ничего не кажется странным?

— Нога и нога, чего здесь такого?

А может и прав Степан, и я уже от мнительности сам себе придумываю, но не понимаю я, должны же ноги утопленника отличаться, если одна была в сапоге, а другая нет? А они почти не различаются, и где портянка? Хотя сейчас некоторые сапоги без портянок носят, но Кузьма слыл человеком небедным, и ходить в сапоге на босу ногу вряд ли бы стал. К чему это не знаю, но в памяти отложить надо. Следом внимательно осмотрел одежду как спереди, так и сзади, а потом перечислил все приметы на теле, которые сумел рассмотреть. Тоже не знаю зачем, но так было положено при осмотре трупа в двадцатом веке, и я не стал отступать от этих правил.

— А вот это уже интересно, — снова хмыкнул я, двигая руку трупа.

— Чего не так? — Снова скривился казак.

— Ключица сломана.

Степан тоже подергал утопленника за вздувшуюся руку:

— Сломана, — подтвердил он, — и что?