– Против тебя, государь.

– Это как? Я тут вроде как не царь, чтобы против меня бунтовать.

– Не царь, а только попы лютеранские на тебя зуб имеют, что ты веру их на Руси вводить не стал. Давно народ мутят, чтобы двор твой разбить да ведьму, которую ты у себя прячешь, взять. Ждали только, когда король с войском отбудет, чтобы ворваться туда да обитателей в делах богомерзких уличить. Ну и деньги, какие ты, государь, из Риги привез, покою многим не дают.

– Чудны дела твои, Господи! – удивился я. – А ты, значит, предупредить решил. Погоди-ка, а тебе какая в том корысть? Ты ведь и сам теперь лютеранин.

– Я верно и нелицемерно служу его шведскому королевскому величеству, – четко проговорил по-шведски Савва, отстранившись, – а вы, ваше величество, супруг его сестры, нашей доброй принцессы Катарины!

– Стало быть, хорошо служишь, – хмыкнул я в ответ, – ладно, а сам-то откуда о сем деле проведал?

Калитин потупился, но, быстро справившись с замешательством, поднял глаза:

– Мне приказали в сем деле участвовать.

– Кто приказал?

– Господин Годвинсон, мой начальник департамента.

– Не помню такого…

– Он хороший друг господина Юленшерны.

– Тьфу ты пропасть, что за поганая семейка!

– Да, господин ярл питает к вашему величеству неприязнь.

– Угу, аж кушать не может. Но я все-таки не понял, почему ты решил их выдать?

– Ох, государь, мне куда ни кинь – везде клин! Чужак я им: как бунт закончится, они меня крайним и сделают. Хотел было с королем на Ригу отправиться, так куда там!

– Хочешь со мной вернуться?

– Прости, государь, не хочу! По сердцу мне порядки и жизнь здешняя.

– И то, что тебя хотят под монастырь подвести, тоже нравится?

– У нас на Руси своих не меньше жрут! А тут только я чужак, а дети мои своими будут. С ними так уж не поступят.