– Черт бы побрал мекленбургского герцога и его вездесущую артиллерию! – зарычал Казановский.

– Надо отводить наши хоругви, пока у нас есть что отводить, – хмуро отозвался один из ротмистров. – Эдак они нас всех перебьют!

– И отдать им победу?

– Полноте, ваша милость, они и так уже победили. И ваше упорство приведет лишь к еще большим потерям.

– Но мы уничтожили их пехоту!

– Нет, ваша милость, мы разменяли две гусарские и две панцирные хоругви на пару их пеших. И герцог Ян с удовольствием повторит размен, благо пехоты у него много.

– Но мы не дали им прийти на помощь крепости!

– Помилуйте, ясновельможный пан, да это из Можайска к ним на помощь подошла кавалерия. Вы и впрямь до сих пор думаете, что там идет бой? Да мекленбургский дьявол смеется над нами и устроил одну из своих ловушек!

– Но что делать?

– Возвращаться, пока московиты и этот треклятый герцог не сообразили, что у вашей милости нет больше войск, и не уничтожили нас совсем!

– Но что я скажу королевичу и гетману?

– Вы скажете, что пришли им на помощь, потому что если я хоть что-то понимаю в военном деле, то московиты сейчас штурмуют наш лагерь!

– Матка Бозка!..

Запели трубы, и уцелевшие польские хоругви, четко развернувшись, двинулись прочь. Наши пушки послали им вдогонку еще пару бомб, но они лишь пришпорили своих коней и вышли из-под обстрела.

– Догнать! – загорелся взгляд у Вельяминова.

– Никита, стой! – осадил его я. – Успеешь еще своей дубиной помахать.

– Так это же не дубина, государь, – изумился тот.

– А что?