Подошла ближе, взглянула в глаза:

— А тебя дед… отец не хочет знать. Я очень старалась, но ты ему совсем не понравился, Марек. Я же просила бывать в Пасси почаще, взять у него ссуду, меньше спорить…

Провела по лицу ладошкой, но закончила твердо:

— Я хочу, чтобы у меня была семья. Пусть такая! Марек, мы… Мы больше… Мы не увидимся с тобой!

Подбежала, обхватила руками за пояс.

— Кай!..

Затем отошла назад, к медному колокольчику, и уже спокойно, ледяным холодным голосом:

— Afscheid, beste meneer Alderweireld! До свидания, синьорина Анна!

Дверь негромко хлопнула.

* * *

— Не думай пока ни о чем, мой Марек. Только о том, что она жива — и ты жив. Это — главное.

— Да… Значит, придется жить дальше. Но как?

4

Природа не спорила с Судьбой. Еще вчера над Понтуазом шел мелкий холодный дождь, но к вечеру распогодилось, и теперь Мост-над-Уазой заливало яркое солнце, золотя последние, самые упрямые листья на черных деревьях. Старинная церковь Сен-Маклу, строгая поминальная служба, приглушенный печальный перезвон колоколов.

Бом… Бом… Бом… Бом…

Похороны под осенний листопад…

От церкви до кладбища решили идти пешком — невелик Понтуаз, в давние времена — сторожевой пункт на Уазе, теперь же один из парижских пригородов. Именно здесь, рядом с могилой жены, предстояло навек упокоиться сэру Базилю Захароффу, баронету, человеку без Родины, Европейскому Призраку. Когда-то молодая девушка убежала к нему из-под венца. Теперь же глубокий старик, переживший всех и вся, сам спешил к ней.

Процессию выстроили строго по рангу: родственники и наследники, гости при званиях и чинах, деловые партнеры — и все прочие. Друзей у Призрака не было… Женщине досталось место точно посередине, в первых рядах «прочих», но она и не думала протестовать. Пусть суетится и нервничает усатенький Адди! Она пришла попрощаться.

Бом… Бом… Бом…