Эти люди знают, что боялись, хотя и редко в этом сознаются. Они знают, что этот страх перешагнули. Потом, они знают, что такое эта страшноватая в мирной жизни эйфория, и что ее они тоже перешагнули. Может они этого сами и не длгоняют, но они — самый элитарный клуб из всех, если только не свихнутся и не сопьются. И когда они говорят, что снова хотят туда — они не врут, потому что эта эйфория, этот кураж Миш, это такой кайф, с которым я, например, ничего не сравню. Слабоваты все остальные кайфы по интенсивности, даже рядом не лежали… Вот такой мой тебе рассказ. Извини, что не обошелся без банальностей и ничего, наверное, нового, я для тебя на этот раз не открыл.

Немного помолчав, Балк молча опрокинул еще стакан, явно вспоминая всех тех, кто из войн, что он прошел, не вернулся. Потом задумчиво продолжил:

— А вот немного того, чего ни у кого не встречал, или так было только у меня… Во время боевых, причем не только в деле, а на весь период нахождения в зоне боевых действий, снижается мировосприятие. Ну, слух-то понятно, что садится. Все-таки стреляют… Но вот при этим снижается и цветность… Я все окружающее видел как с серо-черным фильтром. Правда, и так ярких цветов не много, но даже огонь какой-то с серым налетом. И кровь — сразу бурая, а не алая, а ведь из артерий должна быть алая… И запахи все прибиты. Но можно объяснить, — сам воняешь потом, опять же гарь все время… И тактильные ощущения снижены, — ну, руки и морда все время грязные, остальное тоже не очень чистое, под одеждой и бронетюфяком.

— Под чем? — переспросил Михаил.

— Бронежилет, это нам тоже вводить придется, но прямо перед большой войной, — поправился немного смутившийся некстати вброшенным анахронизмом рассказчик, — аналог тех кирас, что моряки-артиллеристы уже сейчас получают, только вместо тяжелой, цельной и жесткой металлической пластины, там более «умная», гибкая конструкция…

А вообще, если спросить, что больше всего запомнилось, и что одинаковое на войне и в 2000-м и в 1904-ом году — так это грязь. Непролазная, сплошная грязища — если летом, то грязь пополам с пылью, если зимой — то пополам со снегом. Может, это потому, что кругом, что в Чечне, что в Маньчжурии, все ж таки Россия, но мне кажется, что просто на войне всегда так… Может, поэтому я и люблю корабли — тут, по-любому, чище…

— Простите, господа, — дверь в салон неожиданно распахнулась, и заглянувший в нее Кирилл Владимирович, слегка запинаясь, проговорил, — Степен Осипович пришел в сознание. У него… У него в каюте Всеволод Федорович. Просил вас прийти тоже… Скорее…