Когда я уже был снова в носу, Георгий Авенирович, наш старший офицер, пришедший посмотреть за нашими делами, принес новые радостные известия. И с ними и горькое. Радостные — что тонут или даже потонули уже три больших корабля у японцев. А горькое — что на его глазах погиб наш красавец «Баян», а до этого взорвался и «Витязь». Но как же всем нам хотелось верить, что если Макаров с лучшими и не поврежденными кораблями успел нам на выручку, японцы, в конце концов, не выдержат! Поэтому даже это печальное известие не сломило бравого настроя команды. И воду постепенно из погреба удалось вновь откачать. Не всю, но почти до прежнего уровня.

Ход наш был во время этого боя до 10-и узлов, затем мы его снизили, по словам старшего офицера, узлов до восьми, или менее, поэтому никакой решающей роли в бою уже не имели. Да и по нам почти не стреляли. Вскоре пушки замолчали совсем. Когда сражение окончилось, мы уже стояли вовсе без хода и лихорадочно заводили пластыря, потому как действительно находились на грани затопления. Но самым занятным было то, что наша течь в корме несколько приподняла нос, облегчив тем самым наше общее удручающее положение.

С наступлением темноты мы совсем отстали от флота и оказались в компании с имевшим ощутимый крен «Ослябей» и догнавшей нас, все еще дымяшейся «Победой». Возле нее держались два наших дестроера, а немного дальше крейсера «Олег» и «Очаков», которых, со слов старшего офицера, оставили с нами «на всякий случай». С них нам и передали, что, судя по всему, неприятель наш жестоко разбит. Но на особые проявления радости не было ни сил, ни времени — шла отчаянная борьба с водой за спасение броненосца.

Огни были скрыты, закрыто все освещение до жилой палубы. Так как атак пока не было, то я большей частью был внизу. То у своих машин, то в верхнем офицерском отделении, где собрались почти все офицеры около наших пострадавших докторов. Сидели, спокойно разговаривали о минувшем дне, о нашем положении, гадали кто утоплен у неприятеля, кто у нас, курили и ели корибиф прямо руками из коробок. Сошлись в общем мнении, что победили, слава Богу, мы.

Но вот вопрос: какой ценой? Кто-то сам видел как страшно погиб «Витязь». С мостика дошли слухи, что мы потеряли лучших наших адмиралов: Макарова, Чухнина, Руднева, Небогатова и нашего начальника — Григоровича. И вести эти к празднованию совсем не склоняли. Команда тоже сидела группами, кроме людей у оставшихся исправных пушек, а именно: кормовой башни, которую удалось все-таки опять починить, носовой верхней шестидюймовки и 2-х 75 миллиметровых в верхней батарее, — по одной с борта, и еще одной шестидюймовой пушки левого борта в батарее. Ее ворочали вручную четыре человека с большим трудом. Были люди и у кормового пулемета, хотя его полезность при минной атаке была весьма сомнительна.