Ито промолчал. Да, он читал газеты. И прекрасно отдавал себе отчет в том, что описанный Рудневым членам японской делегации сценарий, вполне может быть русскими осуществлен. А вся эта, безусловно инспирированная из Петербурга, газетная компания — вполне подходящий предлог. В том же, что после русской высадки среди местных аборигенов найдутся те, кто с пеной у рта будут доказывать журналистам как им плохо жилось до этого под игом японцев, сомневаться не приходилось… Приподняв цилиндр, маркиз коротко поклонился и ступил на верхнюю ступеньку трапа.

Но в этот момент Русин чуть придержал японского премьера за руку:

— Простите пожалуйста, Хиробуми-Сама, но я чуть не забыл озвучить Вам один весьма конфиденциальный момент: новый премьер-министр России Петр Аркадьевич Столыпин просил меня приватно кланяться Вам, и пригласить на личную встречу — он в скором времени собирается прибыть на Дальний Восток. После заключения мирного договора, конечно…

— Спасибо… Полагаю, что это действительно может быть весьма полезным. Спасибо!

Еще раз пожелав премьер-министру Японии доброго пути и удачи, Русин откозырял следовавшим за ним с непроницаемыми лицами японским офицерам. После них по трапу слегка пошатываясь спустился МИДовский чиновник, и в ту же минуту, когда он с помощью фалрепных оказался, наконец, на палубе «Беспощадного», истребитель дал ход, окатив волной кормовую часть подветренного борта «Варяга». Крейсер немного раскачало…

* * *

— Отвалил Римский-Корсаков?

— Так точно, Ваше превосходительство!

— Хорошо. Прикажите по флоту: ночью верхние вахты — полуторные. Смотреть в оба! Сети ставить всем, кто не на ходу…

Итак, господа, теперь, как говорится, шар на их стороне. Ну и как, по вашему мнению, паршивые из нас переговорщики, или завтра самураи пойдут на мировую? Какие будут мнения? Что думает штаб флота?

— Давайте сначала, с Вашего позволения, Русина дождемся. Роль доброго следователя сейчас играл он, да и наверняка переговорил с Ито о чем-то еще перед расставанием…

Что же до Ваших персональных способностей дипломата, Всеволод Федорович, то… Ну, я даже не знаю… Как то уж слишком, по-моему… — Молас с задумчивым видом взял театральную паузу, глядя куда-то вверх…

— Что «даже не знаю»? Крутить изволите, милостивый государь? В «немогузнайство» играем? Что Вы там, на потолке, эдакого интересного увидели? — чувствуя подвох, взвился с полоборота Руднев, — И что ТАКОГО было слишком!?

Вопрос его так и остался висеть в воздухе. Молас, продолжая изучать матовое стекло плафона, с деланной серьезностью неторопливо собирался с мыслями для ответа. Общество безмолвствовало… Но, очевидно, сдерживалось из последних сил… Чем разнутряло Петровича еще больше. В конце концов, он и не выдержал первым.