— Перестань. Лейтенант — парень упрямый. Тот рыжий, с автоматом, ловкий малый, в горах живо освоится. Остальные тоже ничего. Про Жорку и не говорю, одесситы, что то дерьмо, ни в воде не тонут, ни в огне не горят. Прорвутся.
Михалыч хмыкнул:
— И чего я тебе, девке, верю? Ты, Катерина, давно людьми командовать приноровилась?
— Да пришлось как-то, — пробормотала девушка, продувая затвор «СВТ». — Я, Михалыч, как-то целым замком руководила. С подсобными хозяйствами и прочей ерундой. Считай, обязанности председателя колхоза выполняла.
— Надо же, — удивился боец, аккуратно откладывая на узкий подоконник огрызок. — Видно, талант у тебя. Ну, пора, что ли?
— Сейчас достойную мишень выберем. Я ближе к откосу ударю, а ты цель высмотри у того поваленного столба. Пускай, суки, посуетятся…
На стене тикают часы. Гирька почти сползла до пола, давно хозяева домика ушли. Кровать без снятой подушки выглядит особенно жалкой. Пыльное стекло уже выставлено, в окно рвется горячий, пахнущий горьковатыми травами и пылью крымский воздух. Солнце склонилось, вечерняя дорога стала четче, видны лица, поскрипывают-постукивают колеса, пылят сапоги. Копается под приподнятым капотом полугусеничного монстра водитель.
Верхние патроны в обойме «СВТ» зажигательные. Всего три штуки (дефицитная вещь), но сейчас можно их потратить с умом.
Все вроде сделано — лейтенант со своими наверняка уже на исходной. Немецкую финку на память ему отдала, полевые сумки с дурацкими артиллерийскими схемами и таблицами уговорила закопать за пустым курятником. Жору насчет фасонистой тельняшки предупредила — фрицам попадется, шлепнут моментально (моряков здешний вермахт ненавидит больше, чем комиссаров). Насчет татар еще раз напомнила. Пусть за националистку упертую считают, но, возможно, не попадутся. Вот Михалыч… Здесь ничего не сделаешь. Может, и уцелеет, если из дома выползет.
Михалыча девушка не видит, он в соседней комнатушке. Но стоило сказать: «Поехали!», отзывается щелчком затвора.
— С богом, Катя! — в голосе облегчение.
Есть крепкие мужики в деревне Залучье Тверской губернии.
Первую зажигательную Катя тратит на офицера, восседающего на облучке перекошенного фургона. Румын хоть, зато целый капитан…
…Исправно щелкает «СВТ». Катятся гильзы…
На дороге воцаряется бедлам. Пальба, пыль, тоненько вопит раненый, ржут лошади.
Что, выпендросы долбаные, баварско-дунайские, — засечь кишка тонка?
…Засекли, когда «СВТ» доглатывала вторую обойму. Катя свалила шустрого штабсфейерверкера[60] и пригнулась, набивая магазин. Несмотря на ветхость домика, стены из мягкого ракушечника пули не пробивали. Изредка вжикало над головой, сыпалась старая штукатурка. Взводя затвор, девушка крикнула: