Разногласия возникли лишь по конечному участку маршрута. Немцам после Читы требовалась трасса на Шаньдун и дальше на Филиппины. У меня был иной интерес и я настаивал на прохождении трассы через Хабаровск, Владивосток и дальше не Сеул. В итоге, договорились, что сперва оборудуем трассу до Читы, а там решим по обстоятельствам.

К участию германского промышленного капитала в совместных с нами проектах, Вилли отнесся неоднозначно. Я его прекрасно понимал. Немцам нужен не конкурент, а покупатель их товаров.

— Вилли! В стране, с нищим населением не может быть много покупателей ваших товаров. Чтобы повысить емкость потребительского рынка, нужно увеличить доходы населения. Тут надеяться на одно только земледелие не приходится. Всё, что оно может нам дать, так это обеспечить приличную жизнь для пятнадцати миллионов человек. Прочие сто двадцать миллионов ничего у вас не купят, потому что едва сводят концы с концами. Единственный выход из нищеты — развитие собственной промышленности. Именно это должно нам дать увеличение народного достатка. Если это произойдет — количество покупателей возрастет в разы. В долгосрочной перспективе вам выгодней вложиться в наше развитие, чем довольствоваться теми крохами, которые ваши промышленники имеют с России.

— Ваши отношения с Францией…

Кто о чем, а голый о соитии! Впрочем, понять немцев можно. Французы лезли в Россию как нахлыстанные, стараясь скупить все более или менее ценные активы. И зависимость от их банкиров была огромна. Немцы прекрасно понимали это. Понимали они и то, что в один прекрасный момент, французы сумеют прижать нас к ногтю и заставить вести такую внешнюю политику, которая удобна им. Нужно сказать, что государственного долга потихоньку уменьшался, а новых долгов я не допускал. Но ведь были ещё долги частных лиц и компаний. И должники эти были влиятельны. Воздействуя на них, французы вполне могли организовать переворот и поставить у власти удобное для них правительство. Но не только это беспокоило немцев. Проявлять осторожность их заставило и нашумевшее "Дело Торнтонов".

История бизнеса братьев Торнтонов была давняя и мерзкая. Эти дельцы проникли в Россию ещё при моём деде. Вложив средства в строительство ткацкой фабрики в Петербурге, они сделали ставку на дешевизну местной рабочей силы. Так поступали многие иностранцы и жестокая эксплуатация труда аборигенов была повсеместной, но эти англичане в своей бесчеловечности превзошли всех. Один раз они уже довели рабочих до полного отчаяния и кончилось всё это их участием в Промышленной войне. Забастовку конечно подавили, но дальше такое терпеть я не собирался. Меры мной были приняты решительные и Торнтоны пострадали в числе прочих заводчиков. Но нужных выводов не сделали. Когда с помощью Зубатова стали возникать фабрично-заводские союзы, началась новая эпоха противостояния труда и капитала. Так вот, часть деловых людей приняли это как данность, с которой приходится считаться. А Торнтоны упёрлись. Все попытки создать при их фабрике профсоюз заканчивались тем, что членов этого союза, под любым предлогом выкидывали на улицу. И тогда Торнтонами занялся товарищ Ульянов.