Светлый фон

А вот и японские цепи, волна за волной накатывающие на русские позиции, они по обе стороны от путей, очень удобно для флангового огня, но Покручин решил действовать иначе, а потому пулеметы «Квантуна» и «Ляодуна» молчат, а сами они стремительно движутся вперед, фактически разрезая надвое наступающие части. Начавшийся было обстрел бронепоездов прекратился: артиллеристы боялись попасть по своим. Что же, подобное вполне могло сработать. Один раз. Вторично на такое японцев уже не подловишь.

Вот наконец уже оба бронепоезда, идущие с минимальным интервалом, вышли во фланг атакующим, сбавили ход. Орудия развернуты в сторону батарей противника и, в подтверждение своих намерений, изрыгают гром и пламя, посылая уже не в первый раз за сегодня свои смертельные гостинцы в расположение японцев. Однако японцы не спешат открывать огонь по бронепоездам, так как вокруг них вполне хватает японских солдат. Но самое страшное происходит уже после того, как отзвучали звуки первых залпов. Внезапно окрестности огласились треском десятков пулеметов. Сотни, тысячи пуль смертельными осами устремились в подставленные спины, выкашивая вражескую пехоту десятками, сотнями.

Перенесенные на передние платформы с материалами, пулеметы выкашивают противника непосредственно у насыпи, остальные садят по японцам сначала во фланг, затем, по мере продвижения составов, в тыл. Вот заговорили и несколько пулеметов, оставленных по левому борту, отрабатывая по противнику, оказавшемуся с другой стороны.

Понятно, что Звонарев сам был инициатором этой затеи, понятно, что он предполагал большие, прямо-таки огромные потери противника, но это были цифры. Голые цифры. А сейчас перед его глазами предстала настоящая трагедия: люди, живые люди падали как скошенная трава, извивались, словно змеи, от нестерпимой боли, кричали навзрыд. Картина была не просто страшной, она была ужасной.

Оторвавшись от избиваемого противника, он видит русские позиции. Траншеи легко угадываются по выложенным позади трупам русских солдат. Множеству трупов. Их убрали из траншей, чтобы не загромождать проход. Такова жестокая арифметика войны.

Вдруг бронепоезд запнулся, оглушительно загромыхав сцепкой, и остановился. Состав сошел с полотна: либо попадание, либо ему досталось еще раньше и сцепка прослабла. Все, теперь они мишень. Но отчего-то не страшно. Вот только что его сковывал страх, просто ужас от представшей перед ним картины, а вот его уже нет. Нет, потому что теперь он волнуется не за каких-то там незнакомых людей – теперь он думает о тех, кто находится рядом, о тех, кого знает лично, а знает он на бронепоезде всех. Сидеть здесь за броней – не дело, не говоря о том, что броня эта очень даже несерьезная, к бронепоезду вполне может приблизиться пехота. Основная масса пулеметов сейчас сосредоточена с правого борта, и лучше бы ей оставаться там. Как ни сильно досталось противнику, сил с той стороны все одно больше, чем с этой. Нескольким пулеметам не остановить наступающие цепи с другой стороны.