– Хозяин твой уже много рассказать успел.

– Сука он! Сволочь продажная! Ничего не скажу!

– Это мы сейчас посмотрим.

Я приказал Федору:

– Разведи костер.

Федор подобрал топор, с которым на меня бросался Серафим, срубил несколько веток и сложил их шалашиком. Наколол ножом лучину, поджег.

Сначала нехотя, а потом все живее огонь стал лизать ветки.

Я сунул нож в огонь.

– Эй, барин, ты чего удумал? – спросил Самоха севшим голосом.

– А вот как докрасна лезвие накалю, так глаза тебе им и достану.

– Нет, не надо, не хочу! – завыл Самоха.

– Тогда говори.

– Все скажу. Черт с ним, с Серафимом, все равно сдох.

– Где остальные люди?

– В разных местах проживают. В моем селе их больше нет. – Самоха мотнул головой в сторону убитых пищальников.

– Где еще и кто?

– Всех не знаю. За Ярославлем деревенька Ясенево есть, там Гаврила лысый, под ним – пять человек. От Ясенева на Вологду верст десять – сельцо Красный Яр, Горбун там. Звать как, не знаю, у него – тоже пяток мужиков. Все жестокие, злые, ребенка не пощадят. В Ярославле самом, возле церкви Святого Дамиана…

Голос Самохи стал тише, неразборчивее, он закатил глаза и смолк.

– Эй, Самоха, очнись! – я тряхнул его за плечо.

Куда там! Я взял его за руку – пульса нет. И этот мертвяк!