Меня это откровенно удивило. Мне казалось, молиться нужно головой в сторону Мекки, а она где-то на юге или юго-западе, никак не на востоке. Будучи человеком верующим, тем не менее не мог бы себя причислить к последователям какой-то конкретной религии, поэтому мои замечания остались невысказанными. Будь они высказаны, это могло бы выглядеть заносчиво. С другой стороны, были дела важнее, чем религиозный диспут.

Приготовив лук и стрелу, сперва пульнул из самострела в спину старшего из молившейся пары, а затем из лука в спину младшего. Его отличная реакция сыграла с ним злую шутку. Он проделал кувырок в сторону раньше, чем мне удалось натянуть лук. Второй рывок, из положения лежа, вышел не таким зрелищным. Ему явно недоставало амплитуды, и спина исполнителя не смогла разминуться со стрелой. Экзамен на резкость был провален с треском, несмотря на старания испытуемого. Это заставило меня вспомнить моего тренера по боксу. Он не уставал нас учить, что кроме резкости, намного важнее чувство ритма и дистанции. Выбор правильного момента, когда эту самую резкость нужно демонстрировать. Иначе она оборачивается против тебя.

Произошедшее еще раз убедило меня, что религия – опиум для народа. Молиться можно и нужно только в спокойной, умиротворенной обстановке, когда никто и ничто не помешает твоему общению с Творцом. Обращаться же к нему, когда ты на тропе войны, – сплошное лицемерие, поэтому никаких угрызений совести за грубо прерванную молитву я не испытывал.

И вообще сами виноваты. Нельзя так пренебрежительно относиться к противнику. Даже раненому. Кровь, лившуюся из моей раны, они разглядели, а жабу, которая меня душит, – нет. Иначе бы поняли, что оставить им пять выпущенных стрел и потенциальную добычу она мне не даст. Задушит, а заставит забрать добытое непосильным трудом, потом и кровью.

Оставался открытым вопрос, куда подевался их четвертый товарищ. После недолгих раздумий решил, что, скорее всего, послали за подмогой либо доложить обстановку старшему, так как эта троица, да и четверка с загнанными лошадьми, до заката вернуться в лагерь уже никак не могла. Поедет ли кто-то по их следам, меня в данный момент не интересовало. Сегодня уже не приедут, а завтра у меня будет время об этом подумать. У каждого дня достаточно своих забот.

Этот бесконечный день никак не хотел закончиться. Болела рука, душила жаба, что всех лошадей разделать не успею: намного больше времени нужно для разделки лошади, чем вытрусить ценности из мертвого татарина. Одну более-менее успел, остальных выпотрошил и перетащил лошадьми к своему временному лагерю.