Поэтому выбор пал на Ватутина. Он был не только отличным штабистом, но прошел путь от солдата до слушателя академии Генштаба. Да и в практическом руководстве войсками проявил себя неплохо. Был, как и все, приверженцем атакующих действий, но выбрал тему научной работы «Роль укрепленных районов в современной войне», а это уже являлось темой возможных дискуссий. Самое главное, что о нем знала Ольга: Ватутин умел замечать таланты и давал им расти. Черняховский, Семен Павлович Иванов, Гречко, Хетагуров, Курочкин – все эти имена в воспоминаниях Ольги были связаны с Ватутиным. А эта особенность у руководителей встречается крайне редко. Куда чаще приходится видеть, как начальник душит толкового подчиненного изо всех сил.

Пока Ватутин был у вождя на примете, и не только потому, что его отметила Ольга. Полтора года назад сводный отряд 28-й Горской особой дивизии под командованием Ватутина, в полном составе, без отстающих, взобрался на вершину Казбека вместе с артиллерией, пулеметами и установил там бюст Сталина. Потом бойцы провели учебные стрельбы и без потерь спустились обратно.

Включить его в комиссию на роль заместителя было нетрудно. Олю определили секретарем к Ватутину, поскольку реальной работой по проверке Дальневосточной армии должен был руководить он. Кто и как объяснял ему ее назначение на эту должность, Оля не знала, но Артузов заверил, что Ватутин будет прислушиваться к ее советам. Остальные члены комиссии о ней ничего не знали. Кто ее охраняет, Артузов не сказал, но одного она вычислила сразу. Вместе с Ольгой к Ватутину приставили нового порученца. То, что он новый человек, было заметно по их общению. Почему-то Оля решила – по совместительству он является ее телохранителем. Лейтенант Виктор Степанов – хмурый шатен выше среднего роста, осматривающий всех и все подозрительным взглядом, от которого хотелось сразу отвести глаза в сторону. Кому еще было вменено в обязанности за ней присматривать, она не знала, претендентов хватало. Была у нее еще одна страховка в виде кусочка белого шелка с текстом, подписью и печатью, вшитая в подкладку полушубка, но пользоваться ею не советовали. Только в совершенно безвыходной ситуации. Наверняка и телохранителей снабдили чем-то аналогичным для разруливания непредвиденных ситуаций.

Мехлису вменялось в обязанности осуществлять общее руководство, проверить местные партийные органы и совместно с Фриновским проверить работу НКВД. Фриновский должен был приехать чуть позже и привезти с собой бригаду поддержки из сотрудников НКВД. Вот тогда по всему Дальнему Востоку начнется сплошное веселье. Что-то вертелось в голове у Ольги, связанное с крупным чином НКВД, перебежавшим к японцам в результате такой проверки, но фамилия и должность не всплывали. В СССР события уже пошли по несколько другому течению, и все, что она знала, нужно было подвергать сомнению. Репрессии, если можно так сказать, имели место быть, но, объективно анализируя те факты, которые были в ее распоряжении, Оля находила, что пользы от них больше, чем вреда. Основная масса осужденных получала пять лет лагерей – это максимум, что могли присудить «тройки» вне судебного разбирательства. На суд тянули только тех, на кого могли собрать хоть какой-то материал. Заявление рабочего коллектива и партийной организации принималось во внимание как «тройкой», так и судом, и часто человек оставался в коллективе отбывать наказание условно, с понижением в должности или звании. Но кроме этого, Ежов умудрился за год навести порядок с милицией, так же безжалостно перетряхивая кадры и отправляя в ссылку или в небытие тех, кто не справился со своими задачами. И в городах стало спокойно. Исчезли беспризорные, попрошайки, карманники и другая мелкая шушера. Можно было без опаски гулять ночью по темным окраинам. Предполагать, сколько еще Ежов просидит в кресле наркома внутренних дел, было трудно.