Кон решительно оставил Каттерфельда и направился к столику. Юлий Карлович досадливо покачал головой: молодость нетерпелива. Ревность беспочвенна, если в ее основе чувства, а не факты. Но девчонка хороша, безусловна хороша. Несмотря на обнаженную спину, молодая полька одета не вульгарно. Гордая посадка головы, чувствуется порода. Эх, был бы он моложе… Опять эти сентиментальные воспоминания. Девятьсот тринадцатый год. Офицерское собрание. Он и Она.

Гауптман бесцеремонно плюхнулся на стул рядом с наглецом, набрал в рот воздуха, но резко сдулся под взглядом русского капитана.

Панов подумал, что рассчитал все правильно. И переоделся не зря. Если женщина принадлежит сопернику, то она в пять раз желаннее той, которую можно заполучить рядом. А эффект? Немец, решившийся было взорвать воздух, пустил лишь круги по воде и увеличил размер зрачков на пару пфеннигов. Ему, в отличие от русского, традиция предписывала носить мундир, не снимая.

— Эрих, идите отсюда со своим солдафонством. Или выпейте! Может, сменится настроение!

Майя говорила искренне. Для нее лучше бы немец не приходил совсем. Как ни странно, ее серьезно занимал разговор с Ненашевым, убедительно рассуждающим, как после мировой войны изменится музыка, театр и кинематограф. Она оживилась, весело смеялась шуткам, отвечала на остроты, его присутствие нисколько не тяготило. Какой мягкий и деликатный человек! И как он может кем-то командовать?

Гауптман удивленно посмотрел на нее.

— Вас?

«Что-что? Именно, поцеловать в задницу», — невольно ухмыльнулся Панов.

— Товарищ Ненашев рассказал мне о Бисмарке. Правда, что ваш знаменитый канцлер утверждал, без выпивки немец невыносим? — слово «товарищ» в ее устах прозвучало для Эриха с издевкой.

— Железный старик сам претендовал на сто тысяч сигар и пять тысяч бутылок шампанского, — поддержал ее Ненашев. — До восьмидесяти трех жил так, как будто предстояло умереть завтра.

— Но фюрер пьет только минеральную воду. Вы же сами утверждали, — смутился Эрих. Шутки он пока не понимал, оставаясь напряженным и серьезным. Его вновь провели.

— Ваш фюрер не хочет умирать завтра, — как-то двусмысленно возразил Максим. — Может вам заказать специальный сорт местной водки для женщин? Вы портите нам вечер. Может, возьмете пиво, сосиски и займете вон тот уютный столик, — Ненашев показал пальцем в сторону Елизарова. — Жаль, уже занято. Но если тот унылый тип говорит по-немецки, то у вас есть шанс не умереть от одиночества.

Михаил захлопал глазами, узнавая повернувшегося к нему капитана.

Даже фигура Ненашева изменилась, в этом гражданском костюме, сидевшем на нем настолько естественно, что принадлежность капитана к разведке не вызывала сомнений.