Прошло лишь несколько часов, а тела убитых уже раздулись, создавая на лицах мертвецов ужасающие гримасы с выпученными глазами. Смердело паленым мясом, а на краю одной воронки лежала обгорелая половина того, что недавно было человеком. Кто он, большевик или солдат вермахта никому уже не дано узнать.

Он аккуратно перешагнул через эту головешку. В смерти нет ничего героического.

Ветер лениво шевелил валяющиеся на поле фотографии, письма, обгорелые и совершенно целые клочки бумаги. Похоже, у убитых кто-то вытряхнул карманы.

А вот кто-то в их форме. Гауптман отвернулся, ефрейтора долго кромсали лопаткой. Наверно это тот русский, в выгоревшей на солнце гимнастерки, что лежит лицом вверх и прижав руки к животу.

Он присел и вырвал из песка карабин большевика и дернул затвор – ни единого патрона и расколот приклад. Значит, дрался до конца. А вот еще один – до пояса весь целый, потом мокрое красное пятно, и вновь аккуратно намотанные на ноги обмотки. Все лицо облепили мухи.

Около взорванного дота стоял «штуг», весь закрытый остатками русских палаток. Защитники, сожгли эту самоходку бутылками с бензином вместе с экипажем, а запах очень раздражал, недавно поработавших здесь саперов.

На поле уже суетилась «похоронная команда», набранная из пленных. Русских они закапывали, где нашли, стаскивая в траншеи и воронки. У найденных рядом с телами винтовок открывали затвор и втыкали их штыками в землю. Так легче будет собирать трофеи.

Немцев сносили в одно, выбранное место. Потом следовало снять жетоны, вытряхнуть карманы и принести все находившемуся рядом писарю. За присвоение любой мелочи – немедленный расстрел.

Кон посмотрел на лица, суетившихся под охраной немецких солдат, большевиков. Настоящий людской зверинец. Подонки человечества, выращенные Сталиным.

Гауптман уже подходил к казарме «ЗЫ-ЖИ», когда его остановили.

— Дальше нельзя, господин капитан! Там еще держатся большевики, — остановил его солдат.

— Вы так и не справились со всеми?

— У саперов не хватило взрывчатки. Эти доты построены из дьявольски крепкого бетона, а обороняют их фанатики. Но утром мы с ними покончим!

— Или ночью они уйдут сами?

Солдат промолчал, а Эрих Кон развернулся и поехал в город.

Девушки он так и не нашел. Зато получил презрительный подарок, как бы намекающий, что задержаться в России придется до зимы. В вокзальном ресторане, куда он сунулся наводить справки, ему не только сообщили, что Ненашев вывез панну Майю куда-то в Россию, но и вручили надписанный сверток, внутри которого лежала пара добротных валенок.