— Павел Андреевич! А ножичек-то у вас пендостанский…[7] — иронично прервал затянувшееся молчание Деркулов. — Не патриотично как-то получается.

— Да… — хитро улыбаясь во весь сияющий фарфором ряд, ответил он. — Говорили мне. Вот из-за него, наверное, все никак на повышение не иду. Все мои однокашники давно уж как в лампасах выпендриваются. Один я по просторам старой Родины кукую. Да, знаешь, расставаться — жаль. Считай, двадцать лет, как подарили — прирос ко мне.

Со смачным щелчком курносый клинок юркнул в латунно-деревянный гробик рукояти и, сразу потерявшись в широкой лапе, привычно утонул в кармане.

— У меня тоже один был — любитель этого дела. Этот бы оценил по-взрослому.

— Был — говоришь… Ну, дык — о былом. У меня, Кирилл Аркадьевич, вот какое дело сегодня вырисовалось к тебе. Говорим мы с тобой почти неделю, а договориться толком не можем. Нет, нет! — отмахнулся он от удивленного взгляда и поднятых бровей… — То, что ты готов сотрудничать с Главной военной прокуратурой Российской Федерации и изложить все свои воинские подвиги, как ты сам говоришь, «в любой форме», вне всякого сомнения — хорошо. Но… Ты меня прости, Деркулов… — Он, немного изменив угол корпуса, тут же навис над столом… — Только я, хоть убей меня саперной лопаткой в лоб, не приму в толк, какого ляда тебе понадобилось заявлять о согласии на этапирование в Нюрнберг? На ненавистную тебе Европу захотелось взглянуть или лавры Милошевича глаза застили?

— Павел Андреевич! Ну к чему этот разговор?! Свою позицию я и вам и Анатолию Сергеевичу изложил раза по три. Добавить свыше — просто нечего. Мне что — вам теперь отвечать: «Ничего теперь говорить не буду, начальник»? Так, что ли? Или — как?

Нагубнов уже отвалился на свой стул. Что-то его реально беспокоило, но что именно — понять было невозможно. Явно, что источником раздражения служил вовсе не Деркулов.

— Ты не колотись. Показания, ясное дело, дашь — все, никуда не денешься… — причем в последних словах явно сквозанула неприкрытая угроза. — Дело в другом… — За пару глотков добив свой стакан, полковник что-то досчитал в уме и, видимо, приняв какое-то определенное решение, сказал: — Пришел официальный запрос. До завтрашнего утра ответ должен уйти отправителю. Детали этой казуистики тебе Анатолий расскажет. Вопрос тут простой: либо ты подписываешь свое согласие предстать перед Трибуналом, либо — нет. Если подпишешь, то обратного хода… — он хищно улыбнулся. — Я имею в виду — цивилизованного, сам понимаешь, — назад уже не будет. Не подпишешь, может, и порешаем чего… по-семейному.