Он по привычке полез в карман, будто за сигаретами, потом, вспомнив, вынул руку обратно и несколько раз сжал и разжал кисть. «Отвыкает, – подумал Виктор, – здесь же тоже кампания за здоровый образ».

– Ведь чего хотело у нас население в конце семидесятых? – продолжал Гаспарян. – Мясные продукты всегда на прилавках, жилье положенное получить, и чтобы родное государство наконец обратило внимание и подняло те миллиарды, которые у него под ногами на каждом шагу валяются. Золотая рыбка и выполнила желание. «Чего ж тебе надобно, старче?»

Они подрулили к автостоянке у западного входа и медленно прошлись обратно к месту назначения.

Пахло грибами. В холодном и сыром воздухе сквозь шелест деревьев тихо доносилась музыка Накамуры. Тонкий голосок певицы выводил что-то вроде «кони-тива ака-тян», за точность Виктор, не зная японского, поручиться не мог. Низко нависшие облака, как волны бомбардировщиков, медленно ползли над головой в просветах крон. Закапал легкий дождик; точнее, в воздухе повисла мелкая, липнущая к ветвям, скамейкам и столбам фонарей водяная пыль.

– Помочь вам раскрыть зонт? – заботливо спросила Света.

– Не надо. Думаю, я не успею промокнуть.

Навстречу им, жужжа, прополз маленький черно-желтый трактор-уборщик, собирая опавшую листву в большой пластмассовый резервуар. Они посторонились.

– Как вы себя чувствуете? – вновь спросила его Света.

– Страшновато. На этот раз почему-то страшновато.

– Реакция из-за того случая… Вы еще можете отказаться.

– Не надо. Я решил.

Певицу сменил римейк «Лепестков роз» с неизвестным Виктору русским текстом. «Лепестки розы спадают на землю, в тишине, в тишине…» Гаспарян прибавил шаг, первым дошел до главных ворот и стал посредине; прямо за ним виднелась уходящая в небо алюминиевая стела, на которой рубиновым светом горели цифры электронных часов. Виктор мог поклясться, что в первый день его появления здесь никаких часов на памятнике не было.

– Видите, там, на дорожке классики мелом? – зашептала Светлана. – Следите за табло. Как только обнулится и начнется отсчет – начинайте идти так, чтобы к десяти ступить на солнце.

– И все? – переспросил Виктор, хотя знал, что вроде как ничего больше быть и не должно.

– Посмотрим, – уклончиво ответила Света. – Следите за табло.

«Как в фильме «Мертвый сезон». Посмотрим, говорите…»

– Раз! – дернулась цифра на табло, и, подчиняясь внезапному импульсу, Виктор сделал шаг вперед.

– Два!

– Три!

Для него уже не существовало ни Гаспаряна, ни Семиверстовой, ни этого парка с потемневшими от моросящего дождя кленами и елями; лишь дорожка, мокрая дорожка и нарисованное желтым мелом солнце в конце.