— Вы тоже, сударыня, — улыбнулся Виктор, — вы достигли вершины совершенства души и плоти.
— Но-но, — и Анни деланно строго погрозила пальчиком, — это уже комплимент.
— Разве то, что вы продемонстрировали в «Версале», не заслуживает таких слов? Тот тяжелый труд, та душа, которую вы вкладываете в каждое слово и движение?
— Виктор Сергеевич, вы еще и балетоман? Ставите опыты, выдумываете изобретения, успеваете бывать за кулисами и переводить стихи?
— Я не бываю за кулисами, но мне знаком труд артиста. Так же, как труд пахаря, доярки, токаря, крановщика и машиниста, счетовода и литейщика. Придет время, когда люди не будут отгорожены друг от друга барьерами сословий и профессий. И люди будут создавать машины, сочинять песни, путешествовать, потому что будут избавлены от необходимости добывать себе на корку хлеба с раннего утра, до позднего вечера, когда на другое суток уже не остается.
Анни посмотрела ему в глаза; ее длинные, пушистые ресницы выдавали чуть заметное дрожание век.
— Виктор Сергеевич, — медленно произнесла она, — из какой вы страны?
— Считайте это моими фантазиями, Анни.
— Жаль… А я так надеялась, что вы меня туда пригласите.
— Это страна здесь, Анни. И от нас зависит, сделаем ли мы ее такой, как представляем, или даже лучше.
— Это все равно, что изваять статую Венеры из утеса. Слишком много придется отсекать. Давайте еще наполним бокалы — сегодня удачный вечер.
…За окном сгущались сумерки. Он и не заметил, когда они перешли в разговоре на «ты». Вино казалось Виктору легким, градусов пятнадцать, не более, да и выпито было не так уж много — бутылка, по емкости подобная нашим «ноль-семь», не была осушена до дна. Тем не менее, Анни разговорилась — впрочем, Виктор не заметил, чтобы вино подействовало на нее еще каким-то иным образом. Они долго спорили о музыке, рожденной в ночных клубах и борделях Нового Орлеана: впрочем, Анни совсем не удивило категоричное мнение Виктора, что джазовые банды в ближайшие десять лет войдут в моду, а молодой парень Луиз Армстронг, которого недавно взяли в оркестр, станет одним из величайших музыкантов мира. В Анни росло волнение; чтобы разрядить его, она встала, привычным жестом достала из инкрустированного портсигара тонкую дамскую сигаретку, и уже хотела вставить ее в длинный мундштук, но неожиданно встряхнула головой и спрятала сигарету обратно.
— Да, — сказала она, — ты не такой, как все… как большая часть. Вначале мне показалось, что ты голубой.
— Чего-чего? — переспросил Виктор, привыкший понимать под такими словами вполне определенное.