Когда «великолепная семерка», по выражению ухмылявшегося Балка, новоиспеченных «мокрых прапоров» нестройной гурьбой ввалилась в комнату для переодевания, их встретило около двух десятков портных и сапожников с готовыми парадными мундирами и обувью.

— Не волнуйтесь, — сказал Платону его портной, помогающий одеть мундир с погонами серебряного цвета, красной окантовкой и красным же просветом, с одной звездочкой, — шинелька ваша уже в гардеробной висит, а два комплекта обычной формы и рабочий комплект уже в каюте вашей… Примите мои поздравления, господин прапорщик.

Платон, к теперешнему моменту уже почти две недели как прапорщик, усмехнулся своему отражению в зеркале умывальника. Не успел он вволю побыть «господином прапорщиком», как стал «товарищем прапорщиком». Обращение вошло в моду сразу, дожидаться одобрения Петербурга никто не стал. Впрочем — что так привыкать, что эдак. Хуже было то, что насчет постижения на практике морских премудростей его высокопревосходительство Руднев, нет, не так — Всеволод Федорович, не соврал. Каждый божий день свежеиспеченный прапор после завершения работ в своей башне несся то в рубку, где его мурыжили молодые штурмана, то в машинное отделение. Понятно, что полноценно заменить главного механика он бы не смог, но понятие о всех механизмах корабля офицер иметь обязан… А ночью и того хуже — математика, теоремы, английский выучить, дневной урок, а после обеда отчитаться… Радовало только одно — каждый четверг в нему в башню приходили трое штурманов-прапорщиков, и тогда в роли учителя выступал уже он.

Неожиданно по кораблю разнесся бой колоколов громкого боя. Причем натренированное ухо бывшего сверхсрочника уловило, что вопят и на соседних кораблях, а не только на «Корейце».

«Свистать всех наверх сразу после побудки в гавани по всей эскадре? Опять что-то стряслось или снова надо в городе наводить порядок», — успел подумать Диких, ноги которого уже несли окончательно не проснувшегося и недоумытого хозяина вверх по трапам. Там он услышал последние новости и был приглашен на общее офицерское собрание, назначенное на вечер того же дня.

Сообщение о том, что японцам удалось заблокировать порт-артурские броненосцы, произвело на кораблях Владивостокского Отряда Крейсеров, который уже давно весь город втихомолку называл эскадрой, эффект разорвавшийся бомбы. Все флотские, от контр-адмиралов Руднева и командира порта Гаупта до последнего матроса, который охранял угольный склад, были едины в понимании простого факта. Пять броненосных крейсеров Владивостока остались один на один с одиннадцатью кораблями линии Того, шесть из которых, к тому же, были полноценными броненосцами. Из Артура их могли поддерживать только броненосный «Баян», если повезет, и четыре бронепалубных крейсера. В довершение букета неприятностей за день до закупоривания фарватера из Сингапура в Порт-Артур пришла телеграмма, в которой командующий отрядом Вирениус запрашивал Макарова, куда и каким маршрутом следовать вверенному ему отряду кораблей.