— А я что говорил, княже? Не захотел Завид дара твоего принять. Ну да ты не печалуйся. Или у тебя и без него слуг верных нет?!. Меня тоже взять — я и с батюшкой твоим на сечу ходил, а один раз, — вдохновенно врал он, на ходу изощряясь в выдумке, — от верной смерти князя Володимера Глебовича спас. Щитом закрыл. Чуть вороги мне руку вместе с щитом не срубили, однако ж удержал, оборонил родителя твоего, царствие ему небесное. По сию пору к непогоде плечо ноет — память осталась с того боя.

Что он брешет, Константин понял сразу, но решил не прерывать игру. Если уж рыба так охотно идет на крючок, пытаясь по своей дури и жадности хапнуть жирного червя, — значит, так тому и быть.

— Ну, тут подумать надо, — протянул он в нерешительности и осторожно стал подниматься вверх по ступенькам на высокое крыльцо. Метнувшись к князю и растолкав всех прочих бояр, успевших лишь подивиться такой прыти и стремительности тучного и немолодого Житобуда, боярин подставил князю свое плечо для опоры и бережно приобнял его за талию рукой, будто красну девицу.

— Или недостоин? — сопя и пыхтя, канючил он, бредя в обнимку с князем в гридницу. — Или в опале я? Или хоть слово худое молвил когда-нибудь?

— Да нет, — все так же нерешительно отвечал князь и, пробравшись на свое место, вдруг махнул рукой: — Ну да ладно. Быть посему. Да только слыхал я, что у тебя и у самого богатств не счесть. Будто скотница вся битком златом-серебром забита, да жемчугами, да яхонтами, да каменьями драгоценными. Тогда зачем тебе мои богатства? Глянешь на них, да и брать не станешь — побрезгуешь.

— Да плюнь ты в глаза, княже, тому, кто тебе невидаль такую рассказал. Вот хочешь, перекрещусь, — и он размашисто осенил себя крестом, — что в скотнице моей мыши и те не живут — с голоду сдохли.

— Это понятно, — кивнул головой Константин. — Мыши золото не едят, да и камни, какой бы красоты они ни были, тоже им не по зубам. Да неужто и впрямь нет у тебя ни злата, ни серебра?

Совсем отрицать такое было бы глупо, и Житобуд, потупившись, молвил тихо:

— Ежели и есть чуток, так и то в ларе на днище самом горсткой жалкой сложены.

— Ну, тогда быть посему. — Константин решительно махнул рукой и приказал слуге привести Зворыку.

— Только вот что, — обращаясь вновь к Житобуду, заметил он. — Тогда уж мену давай совершим, а то я вовсе без ничего останусь. Я тебе не глядя всю свою скотницу с ларями да сундуками отдаю и всем, что в них есть, а ты мне, стало быть, свою. Сколько у меня, — строго спросил он примчавшегося Зворыку, — добра в скотнице припасено, сколько ларей да сундуков там?