— Может, ошиблись они? — упавшим голосом предположил рязанский князь.

— Да не могли они ошибиться. Сказывают, вся ладья в щепы разлетелась.

И Константину сразу стало как-то все безразлично. Краем уха он еще слышал, как Ярослав продолжал читать о том, что именно римский папа предпринял для избрания рязанского князя на царство.

Дескать, смоленского и киевского князей он и мирным путем подтолкнет к тому, чтобы они сдержали свое слово. Если будет возмущаться Новгород, то датский флот перекроет все выходы в море, запечатав устье Невы. Что же касается западных княжеств, то в случае сопротивления их владетелей Гонорий III уже направил своих легатов к венгерскому королю Андрею II, а кроме того, к полякам Лешку Белому и его брату Конраду Мазовецкому, которые должны быть наготове.

В конце послания была выражена уверенность в том, что долгожданный час, когда наместник Христа[143] сможет отечески обнять новообращенного царя и будущего императора и прижать его к своей груди, уже близок.

Едва Ярослав закончил читать, как взгляды присутствующих устремились на Константина. Были они разные, от злобно-торжествующих до изумленно-вопросительных. К сожалению, последних насчитывалось меньше всего.

— Ведомо ли тебе, княже Ярослав, что для подтверждения надобны видоки, али послухи?[144] Негоже князя величать израдцем[145] по одной лишь грамотке, — сурово хмурясь, медленно произнес Мстислав Романович.

— В сенях твоего терема, княже, мои людишки держат латинского монаха, именуемого фра Люченцо. Он и должен был передать грамотку князю Константину, да не успел — дружинники мои перехватили его вместе с харатьей. На словах же ему ничего передавать рязанцу не велено. Ввести?

— Хорошо ли, чтоб поганый латинянин против русского князя слово держал? — веско заметил Мстислав Удатный. — Допрежь того надобно самого Константина выслушать.

— И то дело, — согласился хозяин терема. — Говори, княже.

Константин неторопливо поднялся с места.

«Теперь уже все равно, — подумал он устало. — Если Славка и митрополит погибли, то всему конец. А если нет? — спросил он со злостью сам себя. — Чего сразу нюни распускать?! Вот только почему же такая пустота в душе?»

Однако кое-как сумел немного собраться с мыслями.

— О том, что все, там понаписанное, лжа голимая, я даже и говорить не буду. Оно и без того понятно всем тем, кто хоть немного знает меня, — начал он сухо.

— Стало быть, я на тебя поклеп возвел?! — взревел Ярослав, и рубцы на его лице недобро побагровели.

— Остынь, княже. Я этого не говорил и даже не думал. Какой ворог это писал, не ведаю. Но что касаемо православия, так вы все знаете, что я его завсегда держался со всей твердостью. И порукой тому те две святыни, кои я в Киев отправил. Ныне вот задумал белокаменный собор в Рязани поставить, а на берегу Оки — монастырь. Мы с владыкой Мефодием уже и место для него подобрали.