Гумилев вздрогнул. Кто не слышал об этой удивительной, появившейся неизвестно откуда эскадре, которая, как говорят, напрямую была замешана в передаче в России власти большевикам, случившейся на улицах Петрограда, как писали французские газеты, кровавой резне и выходе России из войны с Германией.

А совсем недавно он лично, как и тысячи парижан, наблюдал ужасающую демонстрацию силы и мощи, которую произвели три аэроплана удивительной конструкции, которые с закладывающим уши ревом и грохотом пролетели над столицей Французской Республики на малой высоте. Говорили, что перепуганные депутаты Национальной ассамблеи в панике готовы были прыгать из окон Бурбонского дворца.

Игнатьев, заметивший кривую усмешку Гумилева, покачал головой.

– Да-да, Николай, – сказал он и посмотрел на Антонову. – А вы, Нина Викторовна, что-то хотите сказать прапорщику?

– Поэт в России больше, чем поэт, Алексей Алексеевич, – кивнула Антонова. – Думаю, что Николай Степанович примет правильное решение. И как офицер, и как русский человек.

Гумилев внимательно посмотрел на Нину Викторовну и на генерала Игнатьева.

– Господа, – твердо сказал он, – если вы предложите мне служить большевикам, то должен вам сказать, что я монархист и православный, а потому…

Антонова тяжело вздохнула и жестом остановила Гумилева.

– Уважаемый Николай Степанович, – сказала она устало, – я должна заметить, что служим мы не большевикам, а России. Возродить же в ней монархию сейчас просто невозможно. Как это ни печально, но монархия себя изжила. Не примет народ обратно Романовых, как бы этого ни хотелось отдельным романтикам вроде вас. Да и сами члены императорской фамилии не спешат возвращаться на трон. Меньшее из зол, если вам привести аналогию из истории Великой Французской революции, это, миновав ужасы кровавой смуты и якобинского террора, сразу возвести на престол нашего российского Боунопарте…

Гумилев поморщился и с сомнением посмотрел на Игнатьева.

– Все действительно обстоит именно так, Николай, – подтвердил он, – другого пути для России я не вижу.

– Хорошо, – сказал Гумилев после недолгого размышления, – возможно, что вы и правы. Но скажите, неужели вы пригласили меня только затем, чтобы оповестить об этой, с вашей точки зрения, непреложной истине?

– Не только за этим, Николай, – так же медленно и с расстановкой ответил Игнатьев, – вы нужны России, и не только как прапорщик кавалерии, а как великий русский поэт. Желаете ли вы, господин Гумилев, вернуться на Родину и дальше служить ей верой и правдой?

– Да, – растерянно сказал Гумилев, – желаю, но как?