Потушив факел в сырой земле, перемешанной с остатками подгнившей древесины, Иван чуть помедлил, позволяя глазам привыкнуть к мерцающему в отдалении дневному свету, и двинулся дальше, стараясь не касаться головой нависшего над ним свода. Через десять то ли шагов, то ли ползков он уже протискивался в узкую щель, выходящую наружу, и мечтал только об одном – отряхнуться и сбить с одежды паутину и запутавшихся в ней уховерток, расплодившихся в подземном мире без всякой меры. Однако жизнь в очередной раз преподнесла сюрприз: Пельга, стоящий на страже около выхода, резким взмахом заставил его рухнуть обратно на землю.

«Внимание, опасность»!

«Твою же через коромысло… Не вышло!»

А через мгновение Иван уже бросился назад, на уровне инстинктов вспомнив о том, что может сотворить сопровождающая его спутница, увидев облепивших ее мерзких насекомых. Зажав рот вылезающей следом Важене, он потащил ее из лаза, прижимая сопротивляющееся тело к себе. Ладонь непроизвольно легла на девичью грудь, и эрзянка тут же затрепыхалась, пытаясь вырваться из объятий.

«Тихо, милая, тихо! Ту руку я уже убрал, а вторую не отпущу! Придется тебе помолчать, родная…»

Удостоверившись, что Важена затихла, хотя ее гневное учащенное дыхание скорее свидетельствовало о том, что буря придет чуть позже, Иван повернул свою суженую к себе и тихонько постучал пальцем по губам. И только увидев ответный кивок и неожиданно поразившись, что изумление может придать девичьему лицу еще большее очарование, с сожалением отпустил ее и нырнул головой под молодую елку, пристраиваясь рядом с Пельгой.

Подземный ход, по которому они прошли, выводил на небольшую площадку на склоне глубокого оврага, заботливо прикрытую лиственной и хвойной порослью. Расстилающаяся под ногами чащоба после плавного спуска вновь начинала подниматься по косогору, полностью закрывая горизонт. Лишь на самом дне этой балки зеленело вытянутое пятно луговой травы, расходящееся в стороны камышом и густыми кустами, заполнившими все сухие клочки почвы вокруг наполовину высохшей болотины. Видимо, текущий по лощине ручей разливался в этом месте слишком широко и отвоевал у глухого леса целую поляну.

Заметив изучающий взгляд полусотника, Пельга тут же прильнул к его уху и скороговоркой зашептал, указывая на свой мокрый балахон:

– По пояс трясина будет, не иначе как омут раньше был… Конных с десяток, шагах в трехстах. – Заслышав цоканье какой-то птицы, десятник провел ребром ладони по горлу и перешел на язык жестов: «Зажмем к воде и посечем стрелами!»

Заслышав шорох за своей спиной, Иван обернулся и проводил взглядом отползающих от прохода Веремуда и вездесущего Эгру, скалящегося во все свои тридцать два зуба. Десятник уходил из усадьбы последним, и его задачей было либо обрушить свод где-нибудь посередине, либо чем-нибудь его заткнуть. Судя по довольной физиономии удмурта, профессионально исчерканной асимметричными мазками сажи, задачу он выполнил. Удостоверившись, что он еще и воспринял знак опасности, Иван поманил Важену, стараясь держать «подопечную» как можно поближе к себе, и вновь вернул свое внимание к Пельге.