— Раф-ка…

— Протирайте спиртом вокруг раны, девки, да смотрите, чтобы на нее саму он не попал… И мне на руки еще раз слейте! И больному добавьте, а то разговорился, понимаешь!

— Раф-ка, не то-вопись.

— Дядя Слава, не трогали бы вы женщину, когда она на взводе! Допрыгались без доспехов — теперь молчите в тряпочку, а то вместо палки полено меж зубов вставлю, и будете его грызть, а не со мной пререкаться!.. Плоскогубцы мне подцепите! Ох, горячие… Так! Поехали…Ухватила наконечник!.. Чертова стрела! Где они такую кость кривую нашли! И в какой заднице ее держали, что на ней грязи в пол-аршина! Я уж не говорю, что она к древку почти не примотана была! Что за идиот… Скальпель! Рассечение…

Тонкая струйка крови брызнула Радке в лицо, окропив повязку, тут же прилипшую к губам и на секунду это заставило девушку замолчать, однако передвинув ее в сторону, она вновь затрещала как сорока.

— Разводите рану шире… Черт, как же глубоко! Пинцет с тампоном! Лейте настоя больше! Вторую флягу возьмите!.. Все, сводите! Кривую иглу! Смотрите, накладываю подкожный шов, шелковую нитку вывожу наружу, чтобы гной и сукровица не застаивались… Не отвлекайтесь, девки! Раньше он нас мучил учебой, ныне мы его… своим лечением!

Вовка незаметно выдохнул и передвинулся в сторону обломков стрелы, откинутых от места операции вдоль широкой палубы катамарана. Беспокойство за отца не проходило, но слушать Радкин репертуар было невмоготу. Ей еще наверняка предстояло «оторвать руки безмозглым дурам», когда те возьмутся делать перевязку «всемогущему волхву». Учитывая, что часть словечек было заимствовано из более современного лексикона, чем нынешний словенский язык, сестрички ее понимали с середины на половину, но это им и не требовалось.

Кричала она в основном только для того, чтобы как-то сбить робость своих новых подопечных, в очередной раз набранных из какой-то глуши. Может даже новгородской или суздальской — в медицинском плане эти районы ничем особо не отличались от таежных ветлужских или муромских земель. Руки, по крайней мере, у девчонок дрожать уже перестали, что должно было сказаться на успешном прохождении практики, на которой они, собственно говоря, и находились.

Сестры милосердия пеклись как блинчики, разъезжаясь раз в полгода по школам и селениям. Не каждая согласилась бы, не всякую отпустили бы родители, да и меньше половины из них могли успешно и вовремя освоить язык и специальность. Однако девок на курсы обучения в основном набирали при условии их безоговорочного согласия на переезд, до больных допускали только после успешного освоения лекарских терминов и беглой словенской речи, а отступные родственникам, как и деньги на обустройство, выделялись солидные.