Начальник штаба понимал, что корпус отведен в резерв фронта не просто так. Что скоро предстоит драться с неприятелем и не так, как во время летнего наступления, когда корпус был по существу вторым эшелоном 7-й армии, а стать пожарной командой всего фронта, чтобы купировать мощные контратаки противника на любом участке противостояния с неприятелем. В меру своего разумения Юзефович готовил подразделения корпуса к предстоящим боям. Прежде всего, отрабатывалось перемещение крупной кавалерийской части на большие расстояния. Из трех кавалерийских дивизий корпуса две уже прошли такой марафон протяженностью в сто верст и вполне успешно. По словам Юзефовича, все офицеры управления корпуса работали не покладая рук, чтобы на марше не было отставших или заблудившихся подразделений. В боевых условиях удар по противнику не кулаком, а растопыренной ладонью привел бы к большим жертвам и поражению.

Юзефович не меньше получаса рассказывал о положении дел в корпусе, и какие гигантские усилия предприняты для слаженной деятельности дивизий и корпуса в целом. Начальник штаба отдувался и за себя и за заместителя великого князя, которого тот оставил вместо себя на хозяйстве. Образ генерал-лейтенанта Роопа Владимира Христофоровича тоже присутствовал в долговременной памяти Михаила Александровича. Правда, всего в одном эпизоде, из которого не поймешь, что тот за человек и как с ним себя вести. К сожалению, моего зама сейчас не было в штабе корпуса, он отправился с инспекцией в 9-ю кавалерийскую дивизию, она была дислоцирована в пяти верстах от Житомира. Очень жалко, что я не встретился со своим замом на пике ажиотажа от подвигов великого князя. В этот момент было бы проще утвердить несколько поменявшуюся сущность Михаила Александровича. Вон Юзефович после триумфального появления великого князя уже не обращает внимания на крепкие выражения, периодически слетающие с уст Михаила Александровича. Только первое мое матерное выражение вызвало удивление Юзефовича, а потом он начал воспринимать новый образ Михаила Александровича как нечто само собой разумеющееся. Я, в отличие от интеллигентного и воспитанного Михаила Александровича, повел себя довольно бесцеремонно. Когда меня уже достали перечисления дел, которыми занимался штаб корпуса в мое отсутствие, я, прервав монолог Юзефовича, заявил:

– Яков Давидович, а ведь в предстоящих боях мы не будем действовать крупными соединениями. Слишком много может быть прорывов линии обороны, а из значительных резервов у фронта остался только наш корпус. Значит, нужно думать, как такими небольшими силами не дать австро-германцам сбить с позиций армии Юго-Западного фронта. Брусилов поручил срочно разработать методы рейдовых операций подразделениями нашего корпуса. Идея проста, сродни действиям Дениса Давыдова во времена нашествия Наполеона. Когда австро-германцы прорвут в каком-нибудь месте линию нашей обороны, то не нужно пытаться заткнуть этот прорыв, чтобы держать сплошной фронт, а пользуясь неразберихой, кавалерийской атакой пробиться сквозь вышедших из окопов солдат противника и начинать партизанить в тылу у неприятеля. Естественно, такую операцию (прокол вражеской обороны) можно провести только небольшим подразделением – думаю, не больше полка. Но когда этот полк окажется в тылу у австро-германцев, он будет стоить целого корпуса на передовой. Побуянит на коммуникациях неприятеля, уничтожит пару-тройку складов с боеприпасами, нападет на какой-нибудь штаб противника, и те, несомненно, свернут свою наступательную операцию. Все силы бросят на ликвидацию этой занозы. А разгромить полк джигитов или казаков очень непросто. Это целая войсковая операция, а у противника просто нет мобильных сил, чтобы справиться с нашими лихими рубаками. Австро-германцы хорошо воюют в позиционной войне, а когда рядом нет артиллерии, окопов и пулеметных дзотов, то их можно брать голыми руками.