Мои размышления привели к выводу, что блиндобронепоезд получается не такой уж и маленький – поезд будет состоять из десяти вагонов и паровоза. Три платформы, загруженные рельсами и бочками с водой. Три артиллерийских вагона, два пулеметных и два плацкартных, обитых снаружи бронелистами. Плацкартные вагоны будут служить для размещения десантно-штурмовой группы и рабочей бригады, нужной в том случае, если железнодорожные пути будут разрушены. Когда я начал думать над численностью десантно-штурмовой группы, организм все-таки сдался, и я провалился в чудный сон, где блиндопроезда громят немев и австрийцев в хвост и гриву, да так, что ко мне во сне явился император Германии и умолял вывести из боев блиндажи на колесах. Говорил, что такая война не по правилам и дзоты должны располагаться в укрепрайонах, а не разъезжать по железным дорогам. Там могут передвигаться только настоящие бронепоезда, на производство которых потрачены большие деньги, и чтобы их изготовить, трудились многие тысячи высококвалифицированных рабочих и инженеров. Не имеют права срубленные на скорую руку избы на колесах убивать отличного немецкого солдата. Англичане на покрытых броней высокотехнологичных танках имеют право, а вот русские из деревянных ящиков, обитых железом, нет.

На следующее утро началась работа по новому направлению. Скептиков было много, но авторитет великого князя пересилил скептицизм офицеров, занятых в этом проекте. Между собой они, может быть, и смеялись над чудачеством великого князя, но авторитет героя был так велик, что люди работали над осуществлением этого плана с полной отдачей. Даже вносили предложения по улучшению разработанного мной проекта блиндобронепоезда. Так, например, поручик Смирнов, отвечающий за размещение пушек, предложил делать блиндобронезащиту только на половине артиллерийского вагона, чтобы скорострельную пушку можно было быстро разворачивать на фланговое ведение огня. Инженер Поляков, отвечающий за изготовление деревянных срубов, выдвинул предложение не перекрывать бревнами срубы, а для жесткости конструкции стянуть бревенчатые стены парой-тройкой швеллеров из рельсов. Всю эту конструкцию закрыть от осадков крышей из кровельного железа. Естественно, все разумные предложения принимались, и получалось лучше, чем если бы все делалось по моим рисункам.

Одним словом, в корпусе все бурлило. В последнее время я не замечал ни одного офицера, который вышел бы из здания штаба, чтобы спокойно выкурить папироску во дворе. А в первый день моего появления это была традиция – выйти покурить и обсудить с товарищами положение в тылу или ход военной кампании. И так было не только в штабе корпуса. В дивизиях офицеры тоже были все время при деле. Кроме участившихся учений, шло обучение нижних чинов действиям в тылу у неприятеля. С этим было все в порядке, но вот проникновению за линию обороны австро-германцев, по моемому мнению, уделялось недостаточно внимания. Когда я присутствовал на учениях, то замечал инстинктивное желание подчиненных подавить мешающие быстрому продвижению огневые точки, расположенные на флангах прорыва. Приходилось втолковывать многим офицерам идею прорыва в тыл неприятеля. Объяснять, что нельзя ввязываться в бои в месте прорыва для уменьшения своих потерь. Надлежит как можно быстрее миновать боевую линию неприятеля и затеряться в его тылах. Только отойдя от линии фронта верст тридцать-сорок, можно показать свое присутствие. И то не ввязываться в упорные бои с частями первой линии, а заняться уничтожением обозов, складов и инфраструктуры противника. Обращая особое внимание на железную дорогу, мосты и линии телеграфной связи. Чтобы как-то приучить подразделения к фланговому огню, я приказал тренировать бойцов преодолевать довольно широкие полосы под настильным огнем пулеметов. Расход боеприпасов при этом был колоссальным, но я посчитал, что дело того стоит. К тому же в Житомир в адрес корпуса прибыл целый эшелон с патронами 7,62 мм. Это Кац, выполняя наши договоренности и используя для взяток оперативные средства, организовал доставку боеприпасов из стратегического запаса Министерства обороны.