— В масть? — обреченно спросили ее.

— Нет, — подумав, ответила Анна, — не обязательно. Пристяжных убивают первыми.

Вернулась в «Голову» — как раз вовремя, чтобы понаблюдать, как норманны держат позицию у сидовых дверей.

— Нельзя. Сосна реки колеса битвы склонилась от дитя заботы…

— Богиня устала. И вы бы притомились, бросай камни целый месяц…

— Медведица ж снегов метала зубы фьордов! А, губка знаний. Проходи. Тебе можно.

Но Анна остановилась. Спросила:

— Ты почему не рифмуешь стихи?

— То есть как не рифмую? — удивился Харальд. — Еще как рифмую. Хотя это и не обязательно, главное — размер и смысл, но я начитаю каждую строку с одного звука. А если получится, то с двух или трех одинаковых. Потом — но это у меня не всегда получается — я стараюсь вставить одинаковые звуки и в середине строки, на равно удаленных от начала строки слогах. Или на конце строк. Это тоже здорово! А ваши, валлийские поэты, обычно поступают наоборот — рифмуют сначала концы строк, а потом, если получится, середину и начало. И размеры у вас другие…

— Ясно. Интересно.

— Слушай, а что ты за ведьма, если поэзии не знаешь? Хульного нида сложить не можешь?

Анна сначала хотела сказать гадость. Но настроение оставалось солнечным, несмотря на дождь, отчаянно барабанящий по крыше.

— Была травная. А теперь и вовсе не ведьма. Ведьму отец Дионисий не одобрит, а я добрая христианка. Как Немайн. А по ремеслу — сама не знаю. Сиду спрашивала, та в ответ своими холмовыми словами сыплет и латинскими. Но лекаркой осталась.

— Эй, расступитесь! Нечего тут толкаться! — Молоденький рыцарь, пурпурной плед аж реет за спиной от быстрого шага. Вот нахал. Простые солдаты — и те повежливее. Вечера ждут.

— А ты кто такой? Кроме родичей велено пускать только короля. Не родичей короля, а родичей сиды. Жди до вечера, сэр.

— А я и есть от короля. С его словом.

— Передай через нас. У нас память хорошая, перескажем точно, сэр, — предложил Эгиль. Харальд закатил глаза. Видимо, вдохновился и искал рифму.

Рыцарь оглянулся, ища помощи позади. Спереди было глухо — бородатые язычники выглядели точно на кеннинг "скалы фиордов". И пусть он уложил троих таких их лука — тут, нос к носу, рыцарь вовсе не чувствовал себя сильнее. И начал понимать: выйти в ближний бой против такого — подвиг. Ему, мужчине и рыцарю короля. А крохотная сида не побоялась. И богиней ее звать преосвященный Дионисий не велит. Но король поручил — передать лично… Взгляд зацепился за ведьму. Бывшую, по ее словам. Может, выручит? Раз сида теперь добрая христианка…

— Леди Анна… — неуверенно начал рыцарь, — ты ученица Немайн, тебя пропустят… Скажи ей, что я прошу меня пропустить, чтобы я мог передать слово короля.