Ну а сама стала разбирать крышу в сараюшке. А охотнику пришлось — в доме! Пока проснулся от грохота, пока понял, что через дверь не выйти, пока верх разбирал, туша в лес переселилась.

Стреху разбирать — к покойнику. Ну да охотник белолобую в покойники записал. У них, у росомах, как бы повязка на лбу — у кого желтая, у кого рыжая, почти и не заметная, а у иных вовсе белая. А еще шлея по боку, тоже светлая. Сделал лучшую ловушку. В такие росомахи попадаются. Те, что поглупее, — всегда. Да и эта… Пришлось охотнику дерево расщепить, да распереть половинки. Заложить между тушку заячью и ждать.

Сделал свое дело и спать пошел. Спал и видел во сне, как наглая зверюга воет, насмерть сжимаемая половинками дерева. Не учел одного — если дотянуться когтями до дерева и изо всех сил рвануться вверх, и только вверх, пока не хрустнули ребра, пока осталась сила от последнего вдоха, то вырваться можно. А в маленькое окошко, в которое человеку не влезть, росомаха проникнуть может.

Она будить охотника не стала. Полоснула по горлу во сне. Мы его так и нашли — улыбающимся. Добренькая она, росомаха. Я бы непременно разбудил врага, прежде чем убить. Чтобы тот прочувствовал. А ты?

— Не знаю, — сказала Сиан. — Не знаю. Но на Майни это похоже. И стра-ашно!

Эгиль кивнул.

— Оборотень всегда похож на свою звериную форму. Даже когда человек. Но росомаха — это не всегда пакости и месть. Вот могу рассказать, как росомаха на хуторском подворье жила. Щенком ее подобрали, молочным и слепым. И дернула хуторянина нелегкая вырастить ее при доме, как собаку. Волчья порода, говорит, людям служит — пусть и эта порасстарается. Так и оставил. Сначала в доме держал. Потом стал во двор выпускать. И знаешь, безобиднейшее вышло существо. То есть действительно безобидное — ни оно, ни его. Петух задирался — тыльной стороной лапы отмахнулась. Далеко летел, куры так не умеют… Одна беда: жрать — прорва бездонная. Ей не жалели, даже и мяса. И то, бывало, не хватало. Ну она свое на скотном дворе добирала. Не то, что ты подумала, нет. Что у лошадок в тороках, что у свиней в корыте — это да, а чтоб саму скотину тронуть — никак. И всякий человек к ней привык.

В хозяйстве с нее проку никакого. Днями спит, ночью ходит. Часто по крыше. Еще любимое занятие было у нее: снаружи в окна заглядывать. Висит на когтях снаружи и сквозь пузырь пытается рассмотреть, а чего там внутри творится? Нет чтоб внутрь зайти, посмотреть. Хотя спала в доме.

Безобидная, я говорил? Было одно исключение. Собаки. Всех на хуторе извела. Не успели они до нее до маленькой добраться — а уж как старались. Знали, смерть растет собачья… Ну и потом — если кто приезжал с собакой, уезжал, стало быть, без. И ведь козла бодливого не задрала. На стенку от него, бывало, взлетит и смотрит сверху насмешливо.