Григорий хищно улыбнулся при этих словах. Василий же тоже улыбнувшись обратился к Павлову.

— А вы какого мнения насчёт всей этой мути вокруг «вивисекции»?

Павлов ещё больше оживился и выдал наболевшее.

— В негодовании и с глубоким убеждением говорю я себе и позволяю сказать другим: нет, это — не высокое и благородное чувство жалости к страданиям всего живого и чувствующего; это — одно из плохо замаскированных проявлений вечной вражды и борьбы невежества против науки, тьмы против света[22].

— Именно так и мы думаем! — тут же согласился Василий. — Эта кампания, если она дойдёт до высочайших лиц, может нам всем очень сильно повредить. В исследованиях. А нам в особенности, так как мы планируем ввод многих лекарств и скоро. Это может серьёзно отдалить сам факт введения, и тем самым породить множество смертей. Те, что могли бы быть предотвращены выпуском соответствующих лекарств.

— Хм! Господин Румата, меж тем улыбается? — заметил Павлов, — Он не находит ситуацию серьёзной?

— Нет, Иван Петрович! — ответил Григорий. — Я просто знаю как этому помешать.

— И как?

— Просто кидаем в наши газеты статьи, где показываем элементарное: Если последовать за требованиями баронессы, нам невозможно будет проверять и вообще искать новые лекарства. А это значит, что мы не сможем спасти тех людей, которых могли бы. А раз так, то вся вина за десятки и сотни тысяч смертей полностью ложится на того, кто нам эти исследования сорвал — на баронессу Мейендорф.

— Но… — тут же вскинулся учёный, — Это очень жестоко! И… я бы сказал…

— … Некрасиво? — «подсказал» Григорий. — но ведь говорится «правда, только правда, и ничего кроме правды»!

— Всё равно… Я полагаю, что стоило бы поберечь её чувства. Чисто из соблюдения приличий.

— Извините, Иван Петрович, — вступил в дискуссию Василий. — но учитывая то, что может случиться, а случится очень много совершенно напрасных смертей, поступать мягко из-за одной только слезинки баронессы, по-моему, аморально!

Сильно нахмурившись, не без внутренней борьбы, Павлов всё-таки согласился.

Он не знал, и, естественно, не мог знать, что в «изначальной истории», фонтан дерьма запущенный баронессой, достиг немыслимых размеров.

В 1901 году баронесса и её общество издали книгу «Жестокости современной науки», где среди информации, заимствованной из переводных изданий, помещено много указаний на работы русских физиологов и врачей и вскрыты факты жестокого обращения с животными в отечественных научных учреждениях. Выводы о жестокости сделаны на основании российской медицинской периодики и опубликованных диссертаций, но были и свидетельства очевидцев.