— А если мы скажем, что туда не пойдём?

— Тогда мы вынуждены будем препроводить вас туда силой! — с апломбом заявил сержант.

От группы солдат воняло потом и оружейной смазкой. Паола поморщилась и не меняя позы бросила насмешливо бульдогообразному сержанту в лицо.

— Так приди и попробуй взять!

Сержант сильно удивился, сбитый с толку. Но его сомнениям положила конец первая коротка очередь. Серия глухих хлопков и сержант оседает в пыль. Дамы выхватив из своих тряпок и сумочек наганы, открывают также огонь на поражение. Практически в упор. По опешившим от неожиданности солдатам. Но никто так и не успел скинуть с плеча свою винтовку и открыть ответный огонь — подтянувшиеся ближе группы подстраховки, поддержали ударный отряд огнём и вскоре всё было кончено.

Паола сменила магазин в автомате и уложила его обратно в сумку. А после, достав свой парабеллум скомандовала: «Контрольный выстрел!». И показала пример, простреливая голову, всё ещё каким-то чудом живому, но тяжело раненному сержанту. С прибывшей группой подстраховки это выполнили достаточно быстро.

— И как вы только, так спокойно… относитесь к крови и смертям?! — не выдержала одна из дам. Её уже начинало колотить от перенапряжения и множества смертей.

— Я убиваю не людей! — вдруг с пламенем в голосе заявила Паола. — Я убиваю Слуг Врага Рода Человеческого! За нами Бог и Ангелы!

Баб проняло.

— Я уже много видела! — чуть более спокойно продолжила Паола. — Видела таких. Много.

Она стволом пистолета, с накрученным на нём глушителем, показала на труп сержанта, напитывавший своей кровью дорожную пыль.

— Год назад, меня спасла от скверной судьбы моя госпожа. Там был целый замок негодяев, потерявших человеческий облик. Дикие животные!.. Там было много, очень много крови! Кровь была на полу, на стенах… на мебели. И трупы тех самых. Которые нас похитили. Они все понесли своё наказание в ту ночь. С тех пор я спокойна. А вы… У вас детей убивали! Обрекали на жуткую, мучительную смерть! И вы это забыли?

— Я… Мы понимаем! Мы помним. — выговорила бабёнка с трясущимися руками и постаралась взять себя в руки. Но одно лишь воспоминание о детях, умерших на страшной жаре по вине англичан, произвело на неё нужное гальванизирующее действие. Она уже не смотрела с содроганием на трупы. С отвращением отвернувшись от созерцания крови на земле, она посмотрела вдоль слабо освещённой улицы.

И за всей этой бурей, бурлившей в душе бурской женщины, наблюдала особа с горящим взором.

С соседней улицы снова послышались частые хлопки, правда быстро прекратившиеся.