Выведенный из чёрной, без окон, тюремной повозки Китченер, щурился на свет. Одет он был в длинный белый балахон до пят. Ноги были босы, а на руках стальные кандалы. Но так как ноги не держали, с боков его поддерживали два дюжих охранника. Да и выглядел он вообще сильно осунувшимся. Впрочем, учитывая приговор, можно было понять почему его так страшит эта казнь.

Толпа, увидев казнимого, зашумела, но быстро успокоилась. Видно в её среде было много полевых командиров, которые получили прямые инструкции как себя вести и как держать толпу.

Прежде чем пройти к эшафоту, Китченера провели мимо длинных и высоких щитов, на которых висели недавно сделанные фото убиенных детей перемежающиеся простыми списками с именами и фамилиями умерших злой смертью.

Фото и списков было много. Поэтому сам процесс протаскивания осуждённого мимо этого ряда затянулся.

Всё время, когда его вели мимо импровизированной мемориальной стены, из толпы слышались проклятия. И что характерно, на многих языках. Журналисты и полномочные представители правительств из других стран, заряженные перед этим длинным судебным процессом с описаниями зверств, сами не стеснялись в выражениях и пожеланиях Китченеру «самого тёплого места в Аду».

Осуждённого, наконец, подтащили к эшафоту и поставили на ноги. Но так как он всё равно не мог стоять, охрана крепко держала его под руки.

На эшафот вышли двое прокуроров с длинными свитками. И начали читать приговор. Изначально, в списки некие ретивые и очень обозлённые, записали чуть ли не поимённо всех умерших в концлагерях. Но потом, прикинув насколько растянется зачитывание поимённо всего списка, отказались, заменив его на «мемориальную стену».

Но даже в этом случае, приговор получился очень длинным.

Напоследок упомянув, что осуждённый «проклят всеми конфессиями и добропорядочными христианами» прокуроры закончили читку.

После прокуроров, вышел некий очень благообразный и толстый господин в торжественном чёрном фраке. Его знали как старейшину. Как авторитетнейшего.

Дождавшись, когда толпа угомонится после прочтения приговора, он воздел руку к небесам и торжественно провозгласил.

— Отныне и навсегда, все, кто посмеет приказать уничтожать во время войн мирных граждан, кто посмеет организовать убиение мирных граждан, а также кто подчинится их преступным приказам убивать, истязать и мучить мирных граждан, — будет казнён именно этой злой казнью! Аминь!

Толпа взорвалась восторженным рёвом.

И вот тут послышались достаточно громкие, даже на фоне рёва толпы, хлопки выстрелов. Правда, быстро оборвавшиеся. Большинство собравшихся на них обратила слабое внимание. Привыкшие к войне, воспринимали их как привычный звуковой фон. Но те, кто имел приказ отлавливать всех, пытающихся застрелить осуждённого, напряглись. Хоть и доносилась стрельба откуда-то издалека, явно не в толпе или возле.