Но Испания преследует собственные интересы, тем более, что ей, похоже, вывезенное из Америки золото руки жжет, вот они и расстарались, чтобы флот Российской империи усилить, дабы потом под любым более-менее удобоваримым предлогом нас с англичанами лбами столкнуть. А вот с Австрией вообще ничего не ясно. Понятия не имею, что собой представляет Карл шестой. Знаю только, что благодаря многочисленным родственным и околородственным связям каждый из европейских монархов может претендовать на корону еще как минимум парочки государств. Если хорошо покопаться в моей родословной, то я, возможно, тоже на что-то имею право, причем на самых что ни на есть законных основаниях. Ну а что, вроде бы жена того же Карла моя родная тетка. Причем она тетка еще роднее Лизки, все-таки моя мать и она — родными сестрами были. Так могу я или нет навестить тетушку чисто по-родственному? Решение будет зависеть от того, что мне скажет посол, может, и не придется тащиться в Вену, потому что я не слишком хорошо представляю себе, как долго может подобная поездка продлиться, а у меня и здесь дела найдутся.
В коридоре послышалась какая-то возня, звуки ударов и просто площадная брань. Интересно, кто там развлекается? Но интерес интересом, а пока сделаем вид, что ничего не происходит, и что я банально оглох.
— Государь, Петр Алексеевич, — Репнин на этот раз выглядел растерянным. Я поднял на него глаза, про себя отмечая, что возня в коридоре как будто бы прекратилась. — Там это… — он замялся, а я почувствовал, что еще немного и меня просто разорвет от любопытства.
— Что там, Юрий Никитич? Что там такого, от чего ты выглядишь так, будто тебя по башке огрели.
— Ну, тут станешь огорошенным, — Репнин заметно сконфузился. — Особливо, ежели узнаешь, что там Ванька Долгорукий к тебе рвется.
— Кто? — я захлопал глазами. Вот это фортель так фортель, прямо с переплясом.
— Иван Долгорукий. Но он… — Репнин запнулся. — Он…
Что такого интересного мой адъютант разглядел в разыскиваемом Долгоруком, который приперся сюда сам и которого охрана вот так запросто пропустила, Репнин не успел сказать, потому что дверь распахнулась настежь и в нее ввалилось в прямом смысле этого слово крупное тело, от которого несло таким сивушным перегаром, что я даже сидя на отдалении за столом закашлялся. Тело растянулось на полу, при этом до пояса оно лежало в кабинете, тогда как остальная часть осталась в коридоре. Когда лежавший приподнял голову, то я с трудом узнал в этом опухшем забулдыге красавца и любимца женщин Ивана Долгорукого. С трудом сфокусировав на мне мутный взгляд, он расплылся в пьяной улыбке и произнес.