Светлый фон

«Пойдешь по Мэдчестер-стрит пока не увидишь паб на углу с переулком. Это Крысиный тупик. Сворачивай туда и иди, пока не дойдешь до самого конца. Там будет большой дом из красного кирпича, на котором будет написано „Старая пивоварня“. Заходи внутрь и спускайся вниз, до самого дна. Рискованное это дело — не всякий возвращался оттуда живым. Не забудь сказать, как я учила».

Страшные эти слова снова и снова звучат в голове Нейдж. Вот она видит паб с дверями в углу и тусклым фонарём над ними. У крыльца ничком лежит бродяга. Одежда на нём — собрание обмоток, рванины и заплат и уже нельзя наверняка сказать, чем они были тогда, когда могли зваться одеждой. Бродяга не шевелится: может быть мертвецки пьян, а может просто мёртв. Нейдж отводит глаза и спешит повернуть.

Света в Крысином тупике ещё меньше, чем на Мэдчестер-стрит. Редкие окна здесь плотно закрыты ставнями, а свет из них тусклый. Вскоре Тинсоу видит нужный ей дом — это мрачная громада с тёмными провалами вместо окон и проплешинами обвалившейся штукатурки. Выгоревшая от времени вывеска полукругом висит над старыми воротами.

Коснувшись их рукой, Нейдж чувствует, как внутри неё всё замирает. Ворота поддаются с противным скрипом, открывая дорогу в мрачную, наполненную смрадом темноту.

Таинственные обитатели этого места — голодные и обездоленные, расступаются от неё, настороженно изучая. Скоро они поймут, что Нейдж Тинсоу — всего лишь беззащитня женщина, и тогда бросятся на неё, готовые разорвать на части. Ей хочется убежать, а ещё лучше — проснуться. Пусть это всё окажется глупым сном, кошмаром, который мучит ей, но обязательно закончится.

Нет.

Нейдж решительно ступает в темноту Старой Пивоварни. Кошмар ждёт её впереди, но ещё больший кошмар остаётся за спиной, и преодолеть его можно лишь спустившись на самое дно этого ада.

Потёмки здешние нарушаются лишь слабым свечением лучин и сальных ламп. Эти огоньки, точно болотные виспы, влекут её на погибель. С трудом отыскивает она лестницу, которая ведёт её вниз, в катакомбы ещё более мрачные, чем строение наверху. Нейдж чувствует, как десятки голодных глаз ощупывают её. Для здешних обитателей её чистая одежда, ботинки, даже волосы и зубы — немалая ценность. Наконец, ожидание становится для кого-то из них невыносимым — из темноты перед Тинсоу вырастает мрачная фигура, сутулая, со вздутым животом и лихорадочным блеском глаз — единственным, что можно различить на тёмном от грязи и волос лице. Он не намерен говорить — в его руках тяжелая дубина, уже поднятая для удара, точного и смертельного. Страх сковывает Нейдж, словно заключая в ледяную глыбу.