Боскэ хотел начать молиться перед неминуемой гибелью, но память как отшибло. Он не мог вспомнить ни единого слова. Леон просто закрыл глаза и приготовился к встрече с Создателем.

Хотя одна связная мысль все же появилась. О том, что хорошо верить и знать. И как, должно быть, страшно умирать спутникам, которые не верят ни во что, кроме силы оружия…

Секунды шли одна за другой, и ничего не происходило. Леон приоткрыл глаз, один, как ребенок, который боится смотреть на буку под кроватью.

Человек с пистолетом стоял в той же позе, пистолет все так же твердо лежал в его руке. Но другой рукой стрелок прижимал к уху странную штуку, похожую на маленькую телефонную трубку с рожком.

— Что? — отчетливо, по-французски спросил убийца. — Отозвали?

Ответ был, разумеется, неслышим, зато реакция на него — очень явной и впечатляющей. Каменный лик смерти дрогнул, поплыл гримасой разочарования и обиды, словно металлический слиток, брошенный в тигель.

— Какие гарантии?! — неожиданно заорал стрелок. — Мне не нужны их гарантии! Заказ есть заказ!

Похоже, новый ответ не порадовал. Убийца молча сорвал с головы телефонную штуку и бросил в сторону. Аппаратик жалобно хрустнул оксирановым корпусом.

Пистолет опускался медленно, рывками, словно рука была механической, и гидравлический поршень в ней терял давление от пробоины. Боскэ почувствовал удушье и понял, что не дышал все эти мгновения. Но вдохнуть толком не мог — спазм перехватил горло.

— Сегодня твой счастливый день, — холодно сказал стрелок, опять же по-французски. Голос у него был на удивление не зловещий. Обычный, довольно приятный баритон с мягким акцентом. Голос немолодого и уставшего человека, которого грубо и не вовремя оторвали от важного дела.

Горячий, раскаленный воздух наконец-то ворвался в легкие доминиканца. Гильермо закашлялся, хрипло вдохнул еще раз.

Убийца вздохнул, провел рукой по лысине. И сказал, повернувшись к потерявшему сознание Олегу, но обращаясь скорее к самому себе:

— Что ж, по крайней мере, получу с тебя.

Но прежде чем ствол уперся в голову стонущего в беспамятстве Солдатенкова, доминиканец неожиданно четко сказал:

— Нет.

И было это сказано так, что человек с пистолетом услышал. По — настоящему услышал.

Риман повернул голову одним ухом к сумасшедшему старику, не сводя, впрочем, прицела с Солдатенкова.

— Ты его не тронешь, — выговорил Леон, поднимаясь на ноги. Ему пришлось опереться на стену, однако монах смог встать сам.

— Неужели? — саркастически отозвался убийца.