– Вот сейчас, когда король, комета, Фацио, вы, я… – Она замолчала, поняв, что уже не говорит, а кричит от избытка чувств. Успокоившись, она продолжала: – Чего же они хотят от нас сейчас?

Креси чуть заметно улыбнулась:

– Я не знаю этого, наверное, но убеждена – ничего хорошего от них ждать не следует.

Адриана кивнула, внимательно изучая непроницаемое лицо Креси:

– На долю секунды я вам поверила, Вероника, а теперь жалею об этом. Вы не говорите мне всей правды.

– Я говорю все, что могу.

Адриана отвернулась:

– В таком случае, я отправляюсь спать. Хочу немного отдохнуть, король может позвать меня в любую минуту.

– Желаю вам хорошо выспаться, – отозвалась Креси, – и пусть вместо духов и демонов вам приснится Николас. Спите спокойно.

Неожиданно для себя самой Адриана смутилась.

– Спасибо, я постараюсь, – ответила она.

Но не успела Адриана опустить голову на подушку и закрыть глаза, как перед ее внутренним взором возникла комета, миллионы мертвых тел и большой красный глаз.

– Ваше величество, если вы соизволите принять, – Фацио де Дюйе нервно теребил пальцами кружевную манжету, – мы принесли вам подарок.

Людовик слабо улыбнулся, скидывая с себя алый, шитый золотом халат. Тот, освободившись от тела короля, покойно опустился на любезно подставленные руки Ботема. Камергер помог королю надеть кюлоты, жилет, камзол.

– Да, эти лучше, – расцвел улыбкой Людовик. И обратился к Фацио: – Подарок? Подарки всегда приятно получать. Но я позвал вас, господин де Дюйе, совсем по другому поводу.

– Сир… – Голос у Фацио дрожал.

– Кто это с вами?

– Позвольте представить, ваше величество, это Густав фон Трехт из Ливонии.

– А-а, ваш помощник. Конечно, я слышал о вас, господин фон Трехт. Хочу заверить вас, де Дюйе, мое удовлетворение успехом вашего дела вернется к вам сторицей. – Людовик не сразу понял, что такого необычного в фон Трехте. Каждый раз, когда он встречал незнакомого человека, тот виделся как в тумане. Иногда эти незнакомые люди походили на кого-нибудь из времен его молодости, особенно если было некое сходство в голосе. Этот же ливонец не был похож ни на одно из знакомых ему лиц, но зрение короля позволяло видеть его совершенно отчетливо, до мельчайших подробностей: от бледной улыбки до маленького шрама на правой щеке. Именно это и показалось Людовику странным.