Аш почувствовала, что у нее горит лицо. Она смотрела вперед во тьму, за городские ворота. Я что, и впрямь собираюсь просить его о помощи?

А что мне остается делать сейчас?

На шее у нее замкнуто стальное кольцо толщиной в полдюйма, тупое и неоспоримое, скованы запястья и щиколотки. Она прикована цепью к лошади. Вокруг — вооруженная стража, а у нее нет вооруженных друзей. В таком состоянии ее вывезут в пустыню за стенами Карфагена, а через час ввезут обратно, в Карфаген.

Может, рискнуть — напугать кобылу, но тут возникает риск, что в том невероятном случае, если животное понесет, оно ее сбросит и затопчет. Но и тогда — она все равно прикована стальными оковами, которые Дикон Стур разбил бы одним ударом на наковальне; но Дикон далеко, за полмира отсюда, если еще жив. Если они все не погибли.

Но я на это пойду.

Ей не того стыдно, что она попросит Фернандо о помощи. Стыдно другое — что сделает это из страха. А он слабый человек; как бы этим воспользоваться?

Она смешливо фыркнула и утерла слезящиеся глаза:

— Фернандо, что потребуешь за то, чтобы отпустить меня? Просто отвернись на пять минут, мне этого хватит.

Только дай мне слиться с толпой рабов или с темнотой, пусть я еще в Северной Африке, пусть я в сотнях миль от дома.

— Леофрик прикажет меня убить. — В его голосе звучала привычная уверенность. — Ты мне не можешь предложить ничего. Я видел, что он делает с людьми.

Сказать этому типу, моему мужу, что сделает со мной Леофрик через два-три дня?

— Ты здесь живешь, в его Доме, ты, наверное, у него в фаворе. Ты выкрутишься…

— Я не выбирал, где мне жить, — фыркнул баварский рыцарь. — Если бы я не был твоим мужем, меня бы уничтожили сразу после Оксона — за дезертирство. Они пока еще считают, что могут воспользоваться мной как рычагом воздействия на тебя. Как источником информации.

— Тогда помоги мне убежать. — Она говорила неуверенно, как бы про себя. — Через два-три дня Леофрик свяжет меня и распотрошит, и тогда ты им не будешь нужен!

— Что? — Он взглянул на нее, и на секунду выражение его лица напомнило ей лицо его сестры — Флоры дель Гиз. Выражение страдания. Потрясения. Боли. Он тихо вскрикнул: — Нет! Я ничего не могу!

В ее голове промелькнула мысль, что она может никогда больше не увидеть Флору. И она почувствовала острую боль, но заставила себя отбросить эту мысль.

— Да хрен с тобой, — она прерывисто дышала. — Я была уверена, что именно так ты и скажешь. Выслушай меня!

Голос ее утонул в топоте копыт: кони проезжали под городскими воротами.

Он выразительно взглянул на нее, но она не смогла прочесть его взгляда.