Рука, зажимавшая ее лицо, не шевелилась.

Не в состоянии дышать, не в состоянии говорить, она гневно шептала разбитыми губами в рукавицу, которая почти удушила ее:

— Ты знаешь, должен знать! Фарис тебе скажет!

Безмолвие.

Перед глазами ее заплясали искры, затмевая все окружающее. Никакого Голоса. Аш попыталась стиснуть челюсти. Она ощущала прикосновение металлических колечек к зубам. В горле скопилась кровь с привкусом меди. Она закашлялась, теряя сознание от нехватки воздуха; те двое все еще крепко держали ее, а она билась, пыталась вздохнуть.

Я хочу знать.

Если я не могу говорить — я услышу.

Она ощущала страх и бессилие, но заставила себя успокоиться, совершенно успокоить себя, несмотря на боль, несмотря на умирание.

Зажмуренными глазами она видела только изображение своих кровеносных сосудов век. Легкие ее горели.

Она еще раз рванулась изо всех сил. Акт слушания — не пассивное действие; это нечто буйно активное. Она чувствовала, что ее толкают или тащат; тянут за веревку или разворачивают.

Я хочу услышать. Я хочу знать.

Тело болталось, как разорванная веревка.

Она почувствовала, как что-то поворачивается в той части головы, которую она всегда считала как-то связанной с ее Голосом, ее святым, ее руководителем, ее душой.

Под скрежет и рев затряслось все вокруг.

Стены здания закачались.

Голос в ее голове взорвался воплем:

— НЕТ!