— Отделение Роберта…
— В безопасности, мадам. Мастер Ансельм жив.
— Они живы!
— Во всяком случае, были неделю назад.
Глаза ее наполнились слезами.
— Сукин сын! — тихо проговорила Аш. — Я могла бы и сама сообразить. Куда там горсточке крысиных голов прикончить этих моих жоп! Провались ты, я должна была больше в них верить!
— А вам ничего не сообщили? — спросил граф.
— Ни хрена! Мне врали, говорили, будто все погибли на поле под Оксоном! Будто их… перерезали…
— В таком случае, счастлив поставить вас в известность, — улыбнулся Джон де Вир, одним ухом прислушиваясь к крикам и шуму под стеной. — Жаль, что могу рассказать вам так мало хорошего. Ваши люди очень болезненно переживали ваше исчезновение.
Аш поперхнулась, у нее перехватило горло.
— Дерьмо! Переживали? Вы уверены? Когда вы уезжали, у них все было в порядке? У ребят Роберта?
— Они были в стенах Дижона и намерены держаться до последнего, мне кажется. Мадам, мы бы услышали, если бы город пал. И Карл — в городе. Если бы герцога взяли в плен или если бы он умер, вся заграница узнала бы.
Де Вир потянулся к ней и схватил ее за плечи своими латными рукавицами.
Когда просыпаешься в потерявшем управление фургоне, ты или хватаешься за поводья, или соскакиваешь. Или одно, или другое.
Сейчас на стенах несколько десятков человек, они спускают по лестницам в переулок оружие и бочонки; и все они, бегая мимо Аш туда и обратно, пялятся на нее, кричат: «Это она, она!» — и радуются, когда она кивает в ответ; и бегут дальше, возбужденные от радости, от прилива энергии.
— Или уходим, или воюем, — ответила графу Аш.
С момента землетрясения прошел, наверное, час. В ней росло ощущение, что часы тикают, отсчитывая время, за которое разворошенный муравейник Карфаген может очухаться и начать рассылать войска из домов-крепостей во внутренний город и на улицы. Чтобы выяснить, что это тут за пушечную пальбу устроили проклятые франки.
— Они еще нас не услышали. Или думают, что кто-то из амиров под шумок сводит счеты со старыми врагами…