Были минуты, когда он молил Бога о милосердной пуле. Был бы голос, он молил бы спецназовцев. Были бы силы, бросился бы на них с кулаками или щепкой, отодранной от ножки кровати – единственным своим оружием. Не мог человек переносить такие страдания…

Особенно – если своими руками подготовил их. Ночи не спал, вкалывал по двадцать часов…

…снаряды раскалывались, как переспелые арбузы, вздымая тучи земли и песка – пополам с ипритом. Танк, на броне которого Алик был распят, прошел через такое облако – просто потому, что не мог не пройти.

Иприт вонял гнилым чесноком.

Минут через двадцать – началось…

Должно быть, повезло, что руки были привязаны – иначе выцарапал бы глаза.

И хорошо, что разбили нос – иприт не попал в носоглотку. Может быть, поэтому сейчас было чем дышать.

Лишь бы продержались немного еще легкие…

Кашель убивал. Кашель просто убивал.

Алику в минуты просветления сознания казалось, что он подобно мячу – надут тугим и спертым воздухом. В минуты помутнения – хотелось пробить дыру в груди… для этого он, собственно, отломал щепку. Это потребовало такой затраты сил, что дальнейшее не слишком отличалось от смерти.

Потом откуда-то появился седой старичок, который долго и горестно осматривал Алика, охал, вздыхал, а потом засучил рукава и стал ковыряться чем-то у его локтя. Казалось, он пальцем пытается продавить кожу… Потом у локтя стало горячо, а еще чуть позже – в голове застучало, но легко – и неожиданно появилась возможность вдохнуть и выдохнуть, вдохнуть и выдохнуть… Конечно, прошло несколько часов, и вновь его надуло, накачало до звона, до темного гудения, но – надежда уже поселилась…

И вновь появлялся старичок, вновь текло горячее из руки…

Боже, как тяжело. Как тяжело, Боже. Зачем ты позволил мне заниматься этим?

И все, которые умерли, умерли в таких вот муках… это я убил их. Это я их замучил. И ни один из них не заслужил этого. Они не успели сделать ничего плохого… только пришли сюда. Как и я. Они выполняли приказ…

А я убил их. Они умирали молча – у них не было голоса. Они умирали во тьме – многим иприт выел глаза. Язвы проникали до костей, мясо отваливалось. И – легкие забивало отеком…

Я все это знал сразу. Знал, как они будут умирать. И – готовил эту смерть…

Тогда я считал, что был прав.

Господи, да я и сейчас считаю, что был прав… что же это со мной?

А потом – снова наваливалась тупость, в которой даже смерть казалась всего лишь очередным событием…