– Были, Ириша. В ответ на твой невысказанный вопрос.

Это было сказано так… Без бахвальства, понятного и извинительного в его возрасте. Во всяком случае, Ирина была готова извинить ему это. И не только это. Но – так?! Она онемела.

– И? – ревниво спросила, стараясь, чтобы прозвучало кокетливо. Она догадывалась уже, пусть и не очень твёрдо, что Гурьев понимает гораздо больше, чем следует понимать мальчику… юноше шестнадцати лет. Гораздо, гораздо больше. Просто не собиралась так уж легко сдаваться. – Много?

– Нет. Дело не в количестве и не в разах, Ириша, – и, увидев, как она заливается краской, обнял её за плечи: – А ты?

– Что – я? – изумилась Ирина, не делая, впрочем, никакой попытки высвободиться.

– Ты – была?

– Я?! Где?

– Не где, а с кем.

– Я? Ты хочешь… Ты имеешь ввиду… С мужчиной?!

– Нет, – Гурьев смотрел на неё без тени улыбки. – С женщиной.

Ирина глядела на него, слыша, как пульс гулко стучит у неё в висках. А Гурьев засмеялся – тихо, ласково, совсем-совсем не обидно. И вдруг привлёк её к себе:

– Ты сама девчонка ещё, – с какой-то странной, невероятной нежностью проговорил Гурьев. Ну, не может, не может мальчик так чувствовать, ужаснулась Ирина. Так не бывает просто! – Да тебе самой ещё впору за партой сидеть.

Ирина положила голову ему на плечо:

– Да. Это точно. Я полная идиотка. Надо же придумать такое – с собственным учеником! Я совершенно рехнулась, слышишь, Гур, это же…

Он не дал Ирине закончить тираду, закрыв ей рот поцелуем. И снова – её пальцы в его волосах, её лёгкое, прерывающееся дыхание, от звука которого сладко сжимается сердце.

– Ты представляешь, что будет, когда в школе про нас узнают?

– Ничего.

– Но они же узнают.

– Пускай.

– Они всегда всё узнают. Я не могу не смотреть на тебя. Мне очень нравится смотреть на тебя, очень!