— Дмитрий Сергеевич, пришло странное письмо, — сказала она нейтральным голосом, ибо слушала МР-3 плейер. — Будете читать?

— Что еще за письмо? — поднял брови бизнесмен, отправляя предложение троечника в корзину для бумаг.

— Не знаю, я ничего не поняла, — с глубоко спрятанным внутренним секретарским высокомерием, ответила Юля, прошла, плавно покачивая бедрами по кабинету, зачем-то посмотрела на электронные часы Diesel и положила перед директором самодельный конверт из толстой серой бумаги с корявыми буквами на месте адреса.

— Здесь какие-то старые бумаги.

Дмитрий Сергеевич подчерк шестиклассника узнал с первого взгляда и осторожно заглянул внутрь конверта. Там действительно оказалось два листа старинной, пожелтевшей бумаги, убористо исписанные ровными строчками. К ним прилагался листик из школьной тетрадки в клеточку с новым посланием Дежнева.

«Мать говорит нам нужен еще телек», — лаконично сообщил троечник.

Второе письмо он уже не подписал, резонно полагая, что его в издательстве должны помнить и так. Надо сказать, в этом он не ошибся. Ивахнов безропотно вытащил из конверта два больших листа веленевой бумаги с монограммой завода графа Сиверса и сразу понял, что притязания Дежнева имеют под собой некую реальную основу.

Раскурив трубку — свой любимый Petersons's Deerstalker — Ивахнов начал разбирать старинный почерк. От времени чернила выцвели и приобрели кровавый, рыжеватый оттенок. Местами бумагу покрывали темные пятна, почти скрывающие текст. Только середина листа оказалась чистой от следов времени:

…замечаю я, что носится какой-то глухой, невнятный слух о моем существовании, —

…замечаю я, что носится какой-то глухой, невнятный слух о моем существовании, —

разобрал он на относительно сохранившемся месте. —

Все говорят об этом, но никто ничего не знает; все считают возможным, но никто не верит; мне не один раз уже рассказывали собственную мою историю со всеми возможными искажениями: одни описывали меня красавицею, другие уродом. Судя по этим описаниям, я могла б быть уверенною, что никогда ничьи подозрения не остановятся на мне, если б одно обстоятельство не угрожало обратить, наконец, на меня внимание власть предержащих…

Все говорят об этом, но никто ничего не знает; все считают возможным, но никто не верит; мне не один раз уже рассказывали собственную мою историю со всеми возможными искажениями: одни описывали меня красавицею, другие уродом. Судя по этим описаниям, я могла б быть уверенною, что никогда ничьи подозрения не остановятся на мне, если б одно обстоятельство не угрожало обратить, наконец, на меня внимание власть предержащих…