– Ну вот видишь, я тебя уже утомил.

– Да. Но ты правду сказал, я не умру?

– Не умрешь.

– Это хорошо. И Венеция спасена. И что ты теперь будешь делать, Бенджамин Франклин?

– Что теперь? – Он неловко замялся. – Ну, я вернусь домой, в Америку, в Бостон.

Она посмотрела на него, а он продолжал:

– Этот Старый Свет совсем не для меня. И так много нужно сделать, столько обдумать и со стольким разобраться. А здесь мне этого не дадут, здесь все время какая-нибудь новая война затевается. Мне сказали, что в Америке спокойно, ну, по крайней мере сейчас. И я им там нужен.

Она кивнула:

– Ну что ж, хорошо.

– Хорошо?

– Да. – Она зевнула. – Я устала, Бенджамин. Но мне нужно кое-что тебе сказать на ушко, ты наклонись.

– Говори. – Он склонил голову.

– Еще ближе, дурачок, – прошептала она.

Он склонился еще ниже, и ее губы коснулись его щеки, словно теплые лепестки, нежнее самых нежных лилий.

– А что я буду делать в Америке? – спросила она ласково.

Бен сглотнул подступивший к горлу комок и почувствовал, что он не совсем еще лишился дара речи.

– Думаю, – сказал он, – может, ты согласилась бы стать моей невестой.

– Ты так много думаешь… – заметила она.

Он очень осторожно поцеловал ее в губы. Они на самом деле оказались очень нежными, в этот момент монахиня совсем не нежно схватила его за волосы и оттащила от Ленки. Ленка уже ничего не видела, она снова погрузилась в сон, а губы ее так и застыли – сложенными для поцелуя.