– Ты хотел видеть меня, боярин Аксен? – неслышно вошел Абу Ахмет.

Аксен, вздрогнув, отошел от окна.

– Если хочешь жить, господине, немедленно убей этих двух, что пришли к тебе сегодня. Молодого парня и бородатого.

– Ты их знаешь? – вскинул глаза минг-баши. – Ах, ну да, этого юношу, Салима, уж всяко, должен… А вот второй… второй, я полагаю, человек особый, совсем особый… – Ордынец задумчиво помолчал, потом резко обернулся: – Почему ты думаешь, что это враги?

– Очень просто, мой господин, – усмехнулся Аксен, чувствуя, как поднимается из глубины души злобная радость. Интриговать, оговорить, ославить – вот это было его, вот это он любил и был здесь мастером, предательство и интриги – а не схватки и звон мечей – именно это было для боярского сына жизнью. И, пожалуй, единственным, в чем он добивался успеха. – Суди сам, уважаемый. – Аксен медленно прошелся по комнате. – Они оба явились под вечер, неизвестно откуда… кто знает, что у них на уме?

– Пустяки, – засмеялся ордынец. – Ты слишком привык всех подозревать, боярин. Поверь мне, люди гораздо проще… Если и есть здесь предатели – то они там, на кораблях, в море, думают, мы их не достанем.

– Так ведь и в самом деле не достанем, мой господин, – скрывая досаду, пожал плечами Аксен. – Кораблей-то у нас нет!

Абу Ахмет неожиданно расхохотался:

– Ошибаешься, боярин! В порту нашлись две галеры… наберешь гребцов из пленников – как раз занятие для тебя – и вместе с воинами прочешешь море от Кафы до Сугдеи. К поручению приступай немедля – пока отберешь гребцов, пока их прикуют к веслам… В помощь тебе я дам Артака и его десяток. Вполне хватит для разведки.

– И тех двоих, – подумав, попросил Аксен.

– Бери Салима, а что касается второго… С ним я буду иметь беседу. Долгую беседу, боярин. – Абу Ахмет хищно усмехнулся.

– Тогда беседуй в моих покоях, князь! – широко улыбнулся Аксен. – Здесь толстые стены, и никто сможет подслушать.

– Толстые стены, говоришь? – Ордынец подошел к распахнутому окну и с наслаждением вдохнул ночной воздух, пропитанный запахом гари и кровью. Прямо перед ним, за окном, покачивались ветви старого росшего во дворе карагача.

Аксен по-змеиному сузил глаза:

– Так я могу идти, господин?

– Иди, мой верный боярин. И пришли ко мне Артака… и того, бородатого.

– Слушаюсь.

Поклонившись, Аксен вышел из комнаты на галерею и, спустившись по широким резным ступенькам во двор, повернул не к воинам, а в хижину слуг. Татем неслышно проскочил мимо яблонь, оглянулся, и, не заходя в хижину, тихо позвал:

– Никита.

– Здесь я, боярин-батюшка! – тут же выскочил из хижины кособородый слуга Никитка Хват – пройдошистый мужичонка с хитрыми пронырливыми глазами.